ЕЩЕ ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ

 И что это за роскошный, что это 
за прелестный цветок! Никогда никто, 
конечно, подобного не видал. 
               Н. Г. Гарин-Михайловский. Детство Тёмы

 Я стану лелеять и нянчить сестру, 
 И с ранней зарею вставать поутру; 
 Потом подрасту и возьмусь за работу. 
                                    И. Суриков. Зимой

Шмелихе грешно жаловаться, что молодь ленится есть. Цветень — пыльца тычинок, которым когда-то было вымощено дно ячеи, давно до последнего зернышка подчищен, и шмелиха круглые сутки — днем и в вёдро из свежего приноса, ночью и в непогоду из гнездовых запасов — подбрасывает под восковую кровлю питание. Оно тут же разбирается.

Расплод, особенно в центре пакета, растет быстро. Тонкие белые рубашки личинок уже дня через два становятся тесными, рвутся, и личинки сменяют их, одевают новые, более просторные. Это — линька. Она повторяется не раз.

И снова, и снова пакет с расплодом, который поначалу был вполне по мерке заключенным в нем узникам, становится тесен. Но личинкам не дано сбрасывать восковые стены пакета. Они только распирают его изнутри. Тоньше всего верх — седлообразная кровля. Разогретый воск податлив и, послушный напору изнутри, бугрится; потом то в одном, то в другом месте трескается, рвется. Тут шмелиха немедля заделывает щель свежим воском, накладывая заплаты. При таком ремонте, используя в искусственном гнезде пластилин разного цвета, шмелиха и покрыла центральную ячею пестрыми шрамами.

Когда вскрываешь гнездо, в котором уже есть расплод, надо быть осторожным. Хозяйка, такая миролюбивая на цветах и в поисковых полетах, в гнезде с личинками чуть что сразу выходит из себя.

Она первым делом опрокидывается спинкой на ячею. Не считайте, что испуг уложил ее на обе лопатки и заставил поднять кверху все шесть ножек. Наоборот, шмелиха, готовая защитить потомство, заняла позицию действенной обороны. Именно об этом говорят вытянутое вверх брюшко с жалом и раскрытые челюсти. В довершение всего из конца брюшка иной раз выпрыскивается тоненькая, однако бьющая на 30—35 сантиметров струйка, которой бывает достаточно, чтоб остудить пыл противника, если он слишком приблизился.

Это не единственный, к слову сказать, случай, когда шмелиха пренебрегает требованиями санитарии и гигиены в гнезде. Повторим: дома шмели далеко не столь опрятны, как на цветках, из которых берут корм.

Стоит осветить внутренность гнезда, и шмелиха насторожится. Впрочем, если ее приучить к постоянному освещению, а это не так уж трудно, удается наблюдать занятные сценки, и среди них процедуру омовения расплода.

Вернувшись из полета, шмелиха пробирается к пакету, жвалами распечатывает его и, приникнув головой к отверстию, замирает. Видно только, как судорожно сокращается ее брюшко. Это она отрыгивает нектар и моет им личинок. Потому они не сохнут, их не поражают болезни: ведь нектар богат бактерицидными — убивающими бактерий — веществами.

Однажды из гнезда выбрали личинок и разделили их на две группы. Обе содержались в одинаковых условиях, но одну регулярно омывали разведенным медом, а вторую никак не тревожили. И личинки первой группы продолжали расти, сохранились, а во второй вскоре начали погибать: покрылись пятнами, пересохли...

Личинок моют и шмелихи тех видов, которые укладывают пыльцевую обножку в восковые карманы на стенах ячеи. Сухой корм набивается в карманы, а нектар впрыскивается через отверстие в надорванной жвалами и сразу после того починяемой кровле.

Нектар для омовения личинок не обязательно должен быть только что доставлен в зобике. Для той же цели вполне пригоден и жидкий мед из гнездовых запасов.

Шмелиный мед изучался многими. В одном опыте были исследованы запасы примерно из двухсот гнезд, заселенных четырьмя разными видами. Почти во всех гнездах чаши содержали густой мед, а примерно в половине был, кроме того, и жидкий.

Ячеи с жидким медом расположены ближе к личиночному пакету. Чаши с густым медом обычно удалены от личиночника, стоят ближе к выходу и здесь, как правило, запечатаны. Чтоб приготовить из густого меда корм, шмели его несколько разводят, разжижают. Однако при этом они обходятся без воды: шмели не собирают ни росу, ни капли дождя, не пьют из луж, как это делают, например, пчелы. Густой мед разводится у шмелей, видимо, свежим нектаром.

Но вот запасы в гнезде иссякли, а вылеты за новым кормом невозможны...

Нарушение режима кормления в течение суток личинки перенесут без вреда. Перерыв свыше 36 часов уже сказывается на их развитии. А когда голодовка становится еще более длительной, личинки начинают разрывать стены пакета. Таких нетерпеливых шмелиха выволакивает из гнезда и выбрасывает метров за 20—30 от летка.

Из искусственного гнезда с летком, прорезанным в стенке на высоте 10—15 сантиметров от дна, шмелиха не могла вытащить личинку волоком и, выбиваясь из сил, раз за разом повторяла попытки поднять ее, роняла, вновь поднимала, но в конце концов все же донесла до отверстия и выбросила. А тут из надорванного пакета успела выставить головку следующая. Ее ждала та же участь.

Теперь вообразите себе: в пакете растут личинки, а шмелиха погибла, и никакая продолжательница на это гнездо не позарилась... Прошли сутки, вторые. Личинки начинают терять терпение, рвутся из восковой камеры, наконец, гонимые голодом — безногие, слепые! — вываливаются из пакета.

Но если все идет благополучно, личинки, как им положено, линяют, сменяя свои белые рубашки с единственным отверстием для рта. Новые более просторны, но по-прежнему с одним только ротовым отверстием. Дальше личинка вступает в возраст, когда приходит пора окуклиться. К этому времени ее шелковыделительные железы полностью созревают.

Шмелиха перестает кормить одного за другим своих иждивенцев, а они — сначала одна, потом другая, третья — начинают выпускать изо рта тончайшую, быстро застывающую шелковую нить толщиной около микрона. Всячески изгибаясь, вращаясь вдоль и поперек собственной оси, личинки обматывают себя постепенно густеющей шелковой сеткой. Она плетется медленно. Может пройти сто часов и больше, а из выводного протока шелковых желез все еще продолжает струиться бесцветная, быстро темнеющая нить.

До сих пор личинка находилась в общем пакете, который так и подмывает назвать яслями. Теперь кровные и молочные сестры, столько дней проведшие бок о бок, начали обособляться: каждое создание упаковало себя в сплошную скорлупу кокона, в им же сплетенный индивидуальный бокс, отделяющий его от соседок.

Пакет, служивший хранилищем яичек, а затем личинок, превратился в разросшийся пучок изолированных коконов. Последнее превращение член будущей общины проводит в этом тонком, но прочном коконе, похожем на желудь без мисочки.

Когда кокон готов, личинка в нем выпрямляется и засыпает уже куколкой. Куколка лежит под скорлупой кокона всегда в одной позе — вверх головой. Когда «сон» закончится и насекомое станет выходить из кокона, оно откроет его в верхней части, которая тоньше, пориста и потому лучше пропускает воздух. Разумеется, созревшему насекомому легче открывать верх кокона, чем основание, упирающееся в дно гнездовой камеры. Если опрокинуть сот дном кверху, шмелю придется помаяться, прежде чем он выберется. Но, выбравшись, он все равно поднимется наверх, отряхнется и дальше будет себя вести так, словно ничего необычного с ним не случилось.

Первыми заканчивают окукливаться личинки в центре пакета.

Мы уже заметили, что, окукливаясь в коконе головой вверх, личинка выпрямляется во весь рост. При этом в теле, представлявшем до сих пор продолговатый мешок с одним ротовым отверстием, на противоположном конце открывается второе, и впервые извергаются остатки пищи, поглощенной с того момента, когда начал развиваться зародыш в яичке, и до последнего мига существования личинки. Эти остатки — по-ученому их называют меконий — оказываются внизу, на дне кокона. Мелочь? Не торопитесь с заключениями.

Представьте, что отбросы, составляющие меконий, удаляются личинкой до начала сооружения кокона. Ведь рядом — другие личинки, пакет общий. А позднее, изолированные, каждая в обособленном коконе, они словно бронируют донышко, покрывая шелковую скорлупу слоем извергнутой массы. Это немаловажно.

Личинка кормилась медом и пыльцой. Мед усваивается организмом полностью. Из пыльцы же в пищеварительном тракте усваивается лишь содержимое каждого зерна, оно просачивается сквозь поры оболочки, а оболочка остается целой.

Сверху вниз: яички; растущие личинки: личинка, прядущал кокон; кокон; куколка шмеля

Оболочка пыльцевого зерна — это одно из тех поразительных произведений живой природы, которые мало кому известны, потому что лишь немногим доводится разглядывать пыльцевые зерна цветков под микроскопом. А не видев их собственными глазами, трудно представить себе все разнообразие форм, расцветок и оттенков этих чаще всего строго симметричных трехмерных фигур, иногда покрытых к тому же барельефами, узорами или тисненым орнаментом. Самые простые подобны кристаллам, другие напоминают уменьшенные до микроскопических размеров великолепные известковые цветы моря — скелеты корненожек — радиолярии.

И они на редкость прочны и долговечны. Оболочки пыльцевых зерен не меняются, проходя через пищеварительный тракт. Годами и десятилетиями, даже веками и тысячелетиями, могут они затем лежать — сохраняют свою форму, не гниют, не разрушаются. По остаткам пыльцевых зерен в торфе и других породах ученые определяют состав растений, покрывавших когда-то планету, восстанавливают картину лесов прошлого. Оболочки пыльцы позволяют палеонтологам воссоздавать прошлое земли, палеогеографам изучать географию давних эпох, палеоклиматологам писать историю климатов в разных районах планеты. Нетленные оболочки пыльцы цветков служат важными указателями при определении пород угля, для изучения высокогорных ледников...

На пустые пыльцевые оболочки не зарится ничто живое, ищущее корма. Выходит, беспомощная спящая куколка, меньше всего защищенная снизу, именно отсюда прикрыта слоем никого ничем не прельщающих пыльцевых оболочек. А сверху, обогревая расплод, сидит шмелиха, готовая всеми доступными ей средствами защищать содержимое пакета.

Пыльца цветков. Сверху вниз: подсолнечника, мать-и-мачехи, иван-чая, багульника, гречихи, тыквы, желтой акации, донника, фацелии, осота, малины, ивы (увеличено)

Итак, вчерашняя личинка укрыта шелковым коконом. Еще недавно червеобразная, она стала членистоногой куколкой, первые дни совсем бесцветной, потом на голове постепенно темнеют сложные глаза, далее темнеют ножки. А голова, грудь, брюшко представляют все еще беловатый прообраз взрослого насекомого. При этом превращении выделяется особенно много тепла. Разогреваются уже не только кровля пакета, но и его стенки. Пакет становится и вовсе шишковатым, бугристым.

Теперь шмелиха, свободная от необходимости добывать питание для потомства, обращает свои силы на другое. Восковые железы ее продолжают действовать, но воск больше не требуется для заделки щелей в кровле. Теперь из нового, а также из старого воска, который она сгрызает с верхушки и стенок первых коконов (это облегчает молодым шмелям выход из их колыбели), шмелиха начинает сооружать ячею для следующей порции яичек.

Тем временем, примерно через месяц после откладки первого яичка в первый личиночник, семья пополняется первым рабочим шмельком.

Месяц — это срок, конечно, средний. Если все благоприятствует развитию, оно завершается за 3 недели, но может растянуться даже месяца на полтора. Личинка из яичка вылупляется через 4—6 дней, растет до окукливания, в зависимости от условий, 10—19 дней, а куколка превращается во взрослое насекомое через 10—18 дней.

Первый рабочий шмель выводится, как правило, из центрального кокона. Его обогревали и наседка сверху, и соседние куколки с боков, он получал тепла больше, чем другие.

Стоило бы все же докопаться, откуда это тепло берется, из чего возникает, а главное, почему его особенно много образуется на последнем этапе превращений.

Не поленимся, возьмем микровесы. Стрелка на их циферблате покажет: взрослое насекомое имаго легче, чем созревшая личинка. Как так? Конечно, личинка сплела кокон, извергла меконий. Но даже если прибавить к чистому весу имаго вес мекония и вес шелковой нити, израсходованной на кокон, все равно получится, что личинка к возрасту окукливания была заметно тяжелее. Больше того, куколка легче личинки, а имаго легче, чем куколка. И это не только у шмелей.

Достигшая наибольшего размера, личинка комнатной мухи тяжелее мушиного кокона со всем содержимым, а сама муха весит меньше, чем ее куколка. Взрослые жуки легче своих зрелых личинок и молодых куколок. Бабочки легче, чем их начинающие окукливаться гусеницы. Но ведь и муха, и жуки, и бабочки, и шмели, окуклившись, сплошь одеты в кокон, из которого ничто не может выпасть, потеряться. Значит, если здесь все же обнаруживается убыль в весе, то часть веществ тела личинки, иносказательно говоря, сгорела. Не удивительно, что личинки и коконы выделяют тепло.

Однако куколка насекомого не только тигель для сжигания каких-то тканей личинки, но также и реторта, вроде той, о которой мечтали алхимики. Когда стали сравнивать состав тела личинок, куколок и имаго, то обнаружили: во взрослых насекомых содержатся элементы, которых в теле окуклившейся личинки вовсе не было, количество других уменьшилось или возросло...

Вот какие головоломки загадывает химикам, биохимикам, физиологам, биологам обычная куколка обычного насекомого, в том числе и шмеля.

В стихотворении одного из современных французских поэтов я нашел такие строки: «Молчаливым обещаньем удивительных полетов зреют куколки надежды в белых коконах тугих... Час придет, навстречу свету насекомые взовьются... Только дайте им сначала силу крыльев ощутить...»

Говоря по-совести, только что вышедший из тугого кокона молодой шмель еще совсем не готов ни для каких полетов. И силы в его крыльях по выходе из кокона нет.

Во-первых, он намного меньше шмелихи, иногда всего с муху величиной. Мокрый, опушение на нем свалялось. Он не только мал, но и слаб, плохо держится на ногах. Крылья на его спине жалкие, сморщенные. Какая-то в нем неуверенность. Он все жмется к шмелихе, держится бок о бок с ней. Даже когда она дома, шмелек, сходя с пакета, отдаляется от него ненадолго и задней лапкой — концом ножки цепляется за стенки ячеи. Яркий луч света может, испугав насекомое, заставить его упасть на спину, выгнуть вверх брюшко, но шмелек еще совсем беспомощен. Однако проходит немного времени, и он уже обсох, прочнее стоит на ногах и вдруг направляется к открытым хранилищам корма и выпрямляет хоботок.

Еще недавно серенький, бесцветный, шмель быстро обретает цвета опушения. Это и есть аттестат его зрелости.

Новый член общины выходит из кокона нередко в отсутствие шмелихи (в хорошую погоду она обязательно отлучается, чтоб пополнить кормовые запасы), и указания насчет того, где находится в гнезде мед, новичок получает не от нее.

Адрес чаши с медом у него в крови, как и многие другие познания. Не случайно внутренняя планировка гнезд у каждого вида своя, и, как правило, типичная: медовая чаша, например, обязательно находится на одном и том же месте. Умению выпрямлять хоботок и умению пользоваться им как насосом шмелька также никто не обучает.

Для проверки чуткости обоняния молодых шмелей в искусственном гнезде выставили серию восковых чаш — с молоком, водой, кефиром, чаем... Шмеленок выпрямил хоботок, подойдя к первой же ячее — с молоком, но равнодушно проковылял мимо всего ряда выставленных ему яств и без колебаний припал к последней чаше. Она и была с медом.

Шмели из коконов первого пакета — все недомерки, чуть не втрое мельче шмелихи, которая до сих пор в гнезде орудовала одна. При всем этом самый первый — покрупнее, чем остальные, и в дальнейшем это может сказаться на его судьбе.

Питаются они только из гнездовых запасов, никогда не подойдут к шмелихе, вернувшейся из фуражировочного полета, чтобы выпросить и выпить из разомкнутых жвал капельку доставленного ею в гнездо сладкого груза. Да шмелиха и не умеет кормить молодых, закончивших развитие шмелят. Все они берут корм сами и только из медовых чаш и кувшинов, стоящих у входа в гнездо, а на цветах — лишь если им доведется вылететь.

Все шмелята из первого, а потом из второго и третьего пакетов — и не самцы, как их отец, и не полноценные самки, как шмелихи. Всеми повадками и назначением они заметно отличаются от родителей. Вроде бы и самостоятельные, независимые, эти насекомые на самом деле бессчетным числом невидимых цепей прикованы к гнезду, к начавшей разрастаться общине.

Ранние шмелята — весь первый выплод — проводят жизнь чаще всего в гнезде, так и не покидая его. Помогают шмелихе насиживать — обогревать — вырастающий рядом с опустевшими коконами пакет с расплодом второй очереди; помогают шмелихе снимать воск с коконов, из которых выходят более молодые сестры; когда шмелихи нет, они и сами, услышав писк проснувшейся затворницы, принимаются сгрызать восковую облицовку кокона. Однако, если требуется, именно первенец - более крупный, чем его сестры, — может отправиться и на заготовки корма, хоть он работает в цветах далеко не так споро, как настоящие фуражиры, выводящиеся позже: и нектара добывает меньше, и обножку сбивает мелкую, и ориентируется поначалу несравненно хуже. Возвращаясь домой, ошибается, ход ищет неуверенно, долго отдыхает в гнезде перед следующим вылетом.

В исключительных же обстоятельствах шмелята первого выплода способны хоть на третий день жизни отправляться в полет, а позже и оборонять гнездо от чужаков.

Теперь в гнезде с каждым днем становится все больше пустых коконов, покинутых рабочими шмелями. Воск с них шмелиха, а потом и молодые члены общины сгрызли и пускают на сооружение или починку новых пакетов с расплодом. А шелковые скорлупы коконов? С ними что? Часть их пустует, в другие шмелиха и молодые шмели начинают складывать пыльцевой корм или строят на них новые восковые пакеты — второй этаж шмелиного сота. Позже на втором часто вырастает и третий. По числу коконов можно без ошибки выяснить, сколько в гнезде вывелось насекомых.

В этой главе мы говорили о том, что ожидает гнездо, в котором уже есть личиночник с расплодом, а шмелиха пропала и никакая продолжательница не обнаружила осиротевшее, оставшееся без хозяйки-домоправительницы поселение. Рассмотрим другой случай: шмелиха исчезла из гнезда позже, когда вывелись рабочие шмели. Здесь все меняется.

Уже появление первого щупленького шмеленка открывает в истории гнезда, за которым мы наблюдаем, новую страницу.

Если шмелиха на месте, он делает свое дело, но держится в тени. Стоит шмелихе пропасть, скажем, не вернуться из очередной фуражировки, шмеленок, даже совсем молодой, принимает на себя бразды правления. К своим обязанностям относится очень истово. Пусть попробует сейчас сунуться в гнездо продолжательница. Первенец общины — ее, хоть и слабый еще, проросток — яростно набрасывается на дерзкую. Изловчившись, он может впиться челюстями в основание ее крыла, в ножку... Поле боя и будущих трудов часто остается за ним.

Пока расплод развивался в пакете, шмелихи-продолжательницы появлялись и оставались, сменяя друг друга. Теперь всего лишь один шмеленок вышел из кокона, а вход посторонним сюда заказан.

Когда же в гнезде несколько пустых коконов и, значит, несколько рабочих шмелей, а шмелиха еще полна рвения, медовые чаши обычно полны, пустые коконы забиты пыльцевым кормом — жизнь бьет ключом.

Еще через месяц