Вы любите ли сыр? — спросили раз ханжу. Люблю, — он отвечал, — я вкус в нем нахожу.
Козьма Прутков
Что ни говори, а полуденный сон в выходной — одно из величайших и невинейших наслаждений этого мира! С этой мыслью я блаженно потягивалась в постели после утра приятных забот, медленно погружаясь в сладкую дремотную тишину, как вдруг... "Жжжж" — оглушительно и настойчиво раздалось над самым ухом. После ряда безуспешных попыток отмахнуться, я проснулась и открыла глаза.
Довольно крупная желто-черно-полосатая пчела носилась по комнате и с маниакальным упорством билась то в стены, то в раму настежь открытого окна. — И это ведь не в первый раз! — возмутилась я, усаживаясь среди подушек. — С ума вы все посходили, что ли? Убирайся домой, в свой улей! Пчела неожиданно застыла в воздухе и, казалось, разглядывала меня, причем с выражением — да, у нее было выражение! — мне отнюдь не льстящим...
— В улей? — огрызнулась она, наконец, несколько гнусаво, но вполне членораздельно.
— Спасибо за совет. А где он, этот улей, кто мне покажет? Может, ты?
— Что? — из-за невозможности поверить своим ушам, я растерялась меньше, чем должна была бы.
— Чтобы я тебя направляла в улей?! Ну, знаешь...! Да вы ведь ориентируетесь лучше всех! В вас самой природой заложена эта... как ее — пространственная память.
— Было... — тихо сказала пчела. И, верите ли, мне показалось, что она сейчас заплачет.
— Все было... Но мы ведь... Да неужели ты так ничего и не знаешь?
— Нет... а что?
— Мы ведь вымираем. Миллиардами. На всей планете. А кто еще жив — почти все больные или мутанты. Я смутилась.
— Эпидемия?
— Вы наша эпидемия, — скорбно простонала пчела. — И не только наша. Вы ведь уничтожаете все, что вас окружает. Да что там... — безнадежно потрепыхала она крылышками.
— Нет уж, ты объясни, раз начала... Если это из-за меда...
— Из-за всего. Из-за того, чем вы кормите нас вместо меда. Из-за отравленных растений... грязного, чем только не зараженного, воздуха, который... потерял прозрачность... и ясность... и звонкость... и...
— Постой, так поэтому, — решительно прервала я ее ностальгическое бормотание, — ты не можешь вернуться домой?
— Из-за всего. Сил мало... сигнал нечеткий... а самое страшное — искаженный этими помехами... ну, от приборов, с помощью которых вы пытаетесь услышать друг друга.
— Мобильники?
— Пусть так. Представь, что тебе завязали глаза, заткнули уши и ноздри, раскрутили хорошенько, а потом и говорят: "Возвращайся домой!"...
— Послушай, мы ведь и сами понимаем. О вредном влиянии нашей цивилизации на природу пишут в газетах, ученые бьют тревогу, есть великолепные проекты по оздоровлению окружающей среды... Моя собеседница, описав в воздухе мертвую петлю, перевернулась на спину и разыграла пантомиму "саркастический смех":
— "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Порочный круг. Одно лечите -другое калечите. А знаешь почему? Потому что разрушение у вас внутри. Смерть, понимаешь? Фильм "Чужой" смотрела? Вот так то.
— Послушай... — запротестовала я, но ее уже было не остановить.
— Нет, это ты послушай! Послушайте хоть один раз! Не нас, так себя пожалейте. Газеты говоришь? Знаю я, что там пишут. Антенны или не антенны? Комбикорм или не комбикорм? Пчеловоды или кто-нибудь еще? А за строчками: ну ладно, ну, максимум, не будет меда.... Ах, да, пчелы ведь опыляют некоторые садовые культуры. Как неприятно. Ну, ладно, максимум, будем есть мармелад. Слепцы! Когда вы, наконец, поймете, что мир един и неделим? Что им правит всеобщий закон любви, которому вы противоположны как тьма свету. Что все зависят от всех, и должны заботиться обо всех. Иначе — конец. Откройте, наконец, глаза — вы стоите на самом краю! Это вас, в первую очередь, надо занести в Красную книгу. Еще немного, и у вас не останется воздуха, чтоб дышать, воды чтобы пить, клочка невызженной земли... А самое главное — хоть капли любви в сердце, чтобы было зачем жить...
Мне вдруг стало страшно. Так страшно, что я... проснулась. Солнце уже начало сползать вниз по небосклону, выходной день клонился к закату. Все было тихо и спокойно, только довольно крупная желто-черно-полосатая пчела носилась по комнате и с маниакальным упорством билась то в стены, то в раму настежь открытого окна.
"Основа всего зла — не что иное, как любовь к самому себе, называемая эгоизмом… А не сумевший преодолеть эгоистическую любовь и таким образом совершающий кражу, ставит себя и весь мир на чашу вины..."