РАЦИОНАЛЬНОЕ РАМОЧНОЕ ПЧЕЛОВОДСТВО

БУТЛЕРОВ

Академик Александр Михайлович Бутлеров (1828—1886) вошел в историю русской и мировой науки как творец теории химического строения веществ, положенной в основу современной органической химии. «Все открытия его истекали из одной общей идеи, — писал о нем Д. И. Менделеев... — она-то и позволяет утверждать, что имя его навсегда останется в науке. Это — идея так называемого химического строения».

Александр Михайлович Бутлеров не только великий химик, но и выдающийся пчеловод.

Деятельность Бутлерова-пчеловода по своему историческому значению исключительна. С его именем связано внедрение рациональной, основанной на науке технологии рамочного пчеловодства. Он первым возглавил объединение русских пчеловодов, положил начало отечественной пчеловодной журналистике и обществам пчеловодов России, создал классические учебные руководства для народа. Говорить о Бутлерове — это, значит, говорить о целом русском пчеловодстве. Он стал его вершиной, как Пушкин в русской литературе или Менделеев в химии.

Просветительская деятельность Бутлерова-пчеловода по энергии, размаху и влиянию на народные массы не имеет себе равных в истории. В своих работах он затронул гораздо больше важных проблем теории и практики, чем кто-либо из его великих предшественников, стоявших у истоков науки.

С Бутлерова началась новая эпоха в историческом развитии пчеловодства России.

Увлечение медоносными пчелами и пчеловодством для ученого было предопределено еще в детстве. Юные годы его прошли в глухой деревне. После блестящего окончания гимназии в 1844 году он поступил на естественное отделение Казанского университета.

Любовь к природе, наблюдательность, склонность к исследовательской работе определили выбор юноши.

В 1846 году, когда университет организовал экспедицию по Волге и Уралу в Калмыцкие степи, 17-летний студент Бутлеров участвовал в ней. В сосновых борах и лиственных лесах, в пойменных лугах и в безводной степи, в полях и на огородах он отлавливал насекомых, определял и систематизировал их. В результате получилась превосходная, коллекция дневных бабочек волго-уральской фауны, состоящая из 1133 видов.

Изучение чешуекрылых насекомых — первый самостоятельный шаг начинающего исследователя. В «Ученых записках Казанского университета» была опубликована его статья о принципах определения дневных бабочек местной и уральской фауны. За эту оригинальную работу, в которой обнаружилась способность автора к научному анализу и популярности изложения, ему в конце университетского курса присудили степень кандидата естественных наук.

Бутлерова, как магнитом, тянула живая природа. Волжанин, он любил бывать на Волге и ее притоках, где изучал насекомых и растения прибрежных лугов, березняков и липовых рощ. Еще студентом он вел оживленную переписку с русскими и иностранными энтомологами, читал много работ о насекомых, в том числе о пчелах. В университете по собственной инициативе Александр Михайлович прослушал необязательный курс лекций по сельскому хозяйству и получил основы знаний по земледелию, скотоводству и пчеловодству.

Однако на старших курсах университета главной его привязанностью стала химия.

В 1851 году молодой ученый защитил магистерскую диссертацию, посвятив ее изучению органических соединений, а через три года — диссертацию об эфирных маслах на степень доктора физики и химии.

Свободное от учебных занятий каникулярное время Александр Михайлович вместе со своей семьей проводил обычно в Бутлеровке, недалеко от Казани, своем имении, полученном в наследство от отца. Здесь он увлекся земледелием и садоводством, выращивал декоративные растения, цветы, проводил всевозможные ботанические эксперименты, столярничал.

Однажды летом в деревне у Бутлерова гостил его университетский друг, ученый и писатель Н. П. Вагнер, который задумал написать обширный труд о пчелах. Он привез чертежи и просил Александра Михайловича изготовить наблюдательный улей. Когда небольшой стеклянный «домик», заселенный пчелами, поставили в зале на окне и начали наблюдения, Бутлеров не мог от него оторваться. Он настолько заинтересовался жизнью этих насекомых, о которых до этого знал сравнительно немного, что решил во что бы то ни стало завести пчел. На следующий год в его саду стояло уже несколько колодных ульев.

Постепенно пчеловодство захватило Бутлерова серьезно — и как практика, и как ученого. Он сделал себе наблюдательный улей, стал внимательно изучать жизнь пчел, детально ознакомился с отечественной и зарубежной пчеловодной литературой, выбрав наиболее полезным для себя руководство немецкого пчеловода с мировым именем А. Берлепша, которое читал в подлиннике.

Хотя, кроме колод, у Бутлерова были ульи и дощатые, придуманные местными умельцами, разбирать их или проводить в них какие-либо работы с пчелами было невозможно. В то же время зарубежные пчеловоды уже пользовались более совершенными рамочными ульями.

Ученый знал об итальянских пчелах, их отличных качествах. Ему, естественно, захотелось иметь итальянок у себя. Вскоре такой случай представился.

В августе 1867 года Александр Михайлович отправился в заграничную командировку, где ему предстояло встретиться со своими коллегами — зарубежными химиками. Он побывал в Германии, Италии, во Франции, а весной 1868 года вернулся в Россию и привез в родную Бутлеровку подаренные ему в Италии две небольшие семейки чистокровных итальянских пчел.

«Привезенные итальянки, — вспоминал он, — сидели в ящиках с рамками Берлепша. Тут впервые убедился я в возможности легко и без затруднений, не пачкаясь медом, не ломая сотов, разбирать гнездо, и тотчас приступил к устройству колодных стояков с рамками Берлепша. В этот же год, осенью, было выбрано место для второго отдаленного пчельника, чтобы удобнее было приступить к искусственному размножению. Появление на пасеке итальянок, особенно меня интересовавших, и увиденная на деле возможность распоряжаться пчелами благодаря рамочным ульям приохотили меня больше к делу и заставили серьезно приняться за него собственными руками».

Этой же весной Александр Михайлович выписал из Италии еще две семейки и усердно принялся за их размножение на своей пасеке. В течение лета заменил среднерусских маток на итальянских, перевел всех пчел в рамочные ульи. Это были первые итальянки в России.

Бутлеров освоил технику искусственного вывода маток и формирования новых семей, бесспорно, составляющих основу рационального пчеловодства. Никогда еще с такой любовью не занимался он пчеловодством и никогда прежде не имел такой уверенности, что эту отрасль сельского хозяйства ожидает большое будущее.

В кругу передовых пчеловодов. Борьба за переустройство отрасли. В Казанском университете профессор А. М. Бутлеров читал лекции по химии, Физике, физической географии, заведовал кафедрой химии, одно время был ректором университета, вел большую исследовательскую работу, руководил научными разработками молодых ученых, много писал. В университете он и создал крупнейшую школу химиков.

Успешная профессорско-преподавательская и плодотворная научная деятельность Бутлерова сделали его имя известным не только в России, но и далеко за ее пределами.

Пока ученый находился за границей, его по рекомендации Д. И. Менделеева избрали профессором Петербургского университета. Сюда, в столицу, в центр научной жизни, приглашали лучшие силы из провинциальных высших учебных заведений.

Почти двадцать лет занял петербургский период в жизни А. М. Бутлерова. Это было время пробуждения и расцвета естествознания в России, пропаганды прогрессивного материалистического мировоззрения. Идеи просветительства, присущие передовым людям того времени, пронизывают всю научную, педагогическую и общественную деятельность Бутлерова.

Во всю силу развернулся в Петербурге талант Бутлерова-пчеловода. Здесь, на заседании Вольного экономического общества — одного из старейших и влиятельнейших обществ России, — 25 ноября 1871 года он выступил с докладом «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», ставшим поворотным событием в истории пчеловодства страны, положившим прочные основы его возрождения на новых, научных началах. В нем сообщил он направление на многие годы вперед.

Пчеловодство России переживало упадок — снизились медосборы, сократились пасеки. Если раньше, по свидетельству Н. М. Витвицкого, ежегодно за границу продавали меда и воска на несколько миллионов рублей, то теперь, напротив, эти продукты начали ввозить в Россию. В 1872 году, например, было закуплено воска около 44 тысяч пудов и меда 13 тысяч пудов. Упадок пчеловодного промысла был вызван главным образом интенсивной вырубкой лесов и распашкой лугов — главных источников меда. В этих изменившихся условиях старая колодная система пчеловодства оказалась бессильной производить достаточное количество продуктов и удовлетворять на них спрос. Вести пчеловодство по-старому стало невозможно.

Возникла необходимость коренного улучшения приемов ухода за пчелами, внедрения разборных рамочных ульев и принципиально новой рациональной технологии пчеловодства. Об этом со всей убедительностью как раз и говорил Бутлеров: «Единственное спасение нашего пчеловодства заключается в рациональном ведении дела, а для этого нужно, прежде всего, знание, знакомство с натурой пчелы и с пчеловодными приемами, на ней основанными... Незнание — главный враг русского пчеловодства». При умении, по его словам, мед можно получать и на Соловках. «При теперешних обстоятельствах, — утверждал он, — ничто не может так скоро и такую действительную принести помощь пчеловодству, как распространение в народе улучшенных приемов пчеловодства и необходимых для этого теоретических сведений».

Но как сделать, чтобы неграмотные в подавляющем большинстве крестьяне-пчеляки, привыкшие и продолжавшие водить пчел по старинке, как водили их деды и прадеды, могли освоить основы рационального пчеловодства? Бутлеров полагал, что есть один верный путь — учить примером. Только живым примером можно убедить крестьянина в необходимости знаний, в пользе тех или других приемов, в неизбежности замены колоды рамочным ульем.

Передовые русские пчеловоды, которые освоили рациональную технику ухода за пчелами, и при уменьшении медоносных источников по-прежнему получали от своих пасек много, меда. Они-то и могли стать примером, которому следовало подражать. «Чем больше, — говорил Бутлеров в докладе «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», — крестьяне будут наглядкой убеждаться, что при таком-то способе хозяйствования дело идет лучше, тем скорее они примутся и сами будут поступать так же. Пример — лучший учитель».

Действительно, что еще могло убедить человека больше, чем увиденное собственными глазами? Ведь книги основной массе крестьян были недоступны.

Первые показательные пасеки стали своеобразными выставками рационального пчеловодства, народными университетами по пчеловодству в России. Влияние их на развитие рационального пчеловодства было значительно и плодотворно.

Бутлеров указал путь простой и, пожалуй, в то время самый надежный. По его убеждению, не следовало сразу создавать образцовые пункты рационального пчеловодства. Достаточно лишь разыскать пчеловодов-любителей и профессионалов, ведущих дело толково. Их в России немало — наша земля никогда не оскудевала умными, знающими людьми. Но они разъединены, не знакомы друг с другом. Отсутствие единства в действиях всегда мешало русскому пчеловодству. И ученый призывает к единению русских пчеловодов. Оно настойчиво диктовалось глубоким кризисом, в котором в силу сложившихся социально-экономических условий оказалось пчеловодство страны. Этот призыв, подобно тревожному набату, всколыхнул пчеловодов России. Их взоры обратились к Вольному экономическому обществу, с которым Бутлеров теперь связал свою судьбу. Он возглавил в нем созданную им Пчеловодную комиссию — своеобразный оперативный штаб, в который вошли люди энергичные, творческие, авторитетные — А. Ф. Зубарев, П. Н. Анучин, С. П. Глазенап, Г. П. Кандратьев и другие, был избран вице-президентом, а потом и президентом общества. Все наше пчеловодство легло теперь на его плечи. Около него начинает группироваться целый ряд крупных работников — ученых, практиков, общественных деятелей, которые понимали общенародное значение пчеловодства. Петербург становится пчеловодным центром России. Здесь сосредоточиваются главные силы русских ученых-пчеловодов.

По инициативе Александра Михайловича Вольное экономическое общество обратилось к пчеловодам с просьбой сообщить свои фамилии и адреса, дать сведения о себе и своих пасеках. Это был первый и, казалось бы, не такой уж большой, но необходимый шаг к сближению пчеловодов России. В 1872 году в «Трудах» общества уже опубликовали небольшой список, который из номера в номер пополнялся новыми именами.

Пчеловоды получили возможность знакомиться, общаться между собой, делиться наблюдениями и опытом, советами помогать друг другу, обсуждать вопросы, интересующие всех. В содружестве пчеловодов Бутлеров справедливо видел ту «зародышевую клетку», которая со временем могла вырасти в самостоятельный и жизнеспособный организм.

Сближению пчеловодов России в большой степени способствовал выделившийся в «Трудах» общества и вскоре завоевавший авторитет и доверие читателей отдел пчеловодства, в котором публиковались поучительные статьи пчеловодов, ведущих дело на рациональных основах.

«Интерес к пчеловодству, несомненно, существовавший, но дремавший во многих, — писал ученый об этом времени, — сразу пробудился, послышались отголоски по всей России, появились статьи и книги, началось общение русских пчеловодов между собой. Оказалось, что мы богаче пчеловодами, чем можно было думать...».

С каждым годом пополнялся легион сторонников рационального пчеловодства толковыми пчеловодами и настоящими энтузиастами этого дела.

В 1873 году Бутлеров выступил с новыми предложениями о путях распространения рациональных приемов. Он считал необходимым привлечь для этого ту часть интеллигенции, которая находилась в близком общении с народом, в частности сельских учителей и деревенское духовенство. Для них обучение юного поколения пчеловодству должно было составить нравственную обязанность. Для этого он рекомендовал непременно ввести в программу учительских и духовных семинарий, готовивших сельских учителей и священников, курс пчеловодства как обязательный предмет. Окончившие семинарии могли на месте основать хорошие пасеки, которые содействовали бы в округе пропаганде правильного пчеловодства. То же относилось и к сельским школам, где учащиеся усваивали бы сведения об основах рамочного пчеловодства и потом способствовали бы его распространению в народе. Просветительная роль народного учителя была очень широка, и влияние ее и школьных пасек на развитие пчеловодства могло сказаться в сильной степени.

Бутлеров считал вполне возможным и весьма полезным знакомство с пчеловодством солдат, находившихся на службе, советовал включить этот курс для чтений в полковых, батальонных и ротных школах, обращался по этому вопросу в военное ведомство. Для солдат, возвратившихся домой, пчеловодство могло бы стать экономическим подспорьем, а их рамочные пасеки к тому же послужили бы примером для других.

Александр Михайлович предлагал организовать специальные пчеловодные школы, так как в стране почти не было грамотных, хорошо подготовленных пчеловодов. Планировалось, в частности, на средства Вольного экономического общества открыть Бурашевскую школу в Тверской губернии, а на средства Министерства государственных имуществ — в Пензенской. Подробный проект положения о пчеловодной школе с трехлетним сроком обучения, учебной пасекой, пансионатом составил сам Бутлеров. В апреле 1882 года Бурашевская школа пчеловодства Вольного экономического общества — детище ученого — уже действовала. Готовилась к открытию школы при Измайловской опытной пасеке в Москве.

По мнению Бутлерова, большую пользу могла принести рассылка общедоступных книг и листовок по пчеловодству по сельским школам, семинариям и земствам для чтения и ознакомления с основами рамочного пчеловодства. Он предложил бесплатно рассылать семена медоносных растений, давать ссуды желающим завести пчел, поощрять передовых пчеловодов — тех, кто пользуется разборными ульями и применяет искусственное размножение семей.

А. М. Бутлеров старался включить все известные ему рычаги, чтобы изменить положение в пчеловодстве России.

Александр Михайлович настойчиво боролся за реализацию своих предложений, и эти энергичные меры, бесспорно, способствовали появлению в разных местах страны рациональных пасек, внедрению в пчеловодство основ науки. Поражали масштабы и разнообразие аспектов деятельности, доступные большому уму и таланту организатора.

Александр Михайлович страстно защищал чистоту и натуральность продуктов пчел от фальсификации, предлагал, в частности, поднять цены на получаемые из нефти минеральные воска до Цен на пчелиный воск, обращался в правительство с просьбой принять срочные меры для приостановления подделки, писал в Русское техническое общество, требуя осудить фальсификацию меда и воска как преступление.

Одновременно он поставил вопрос об отыскании простых и надежных способов обнаружения фальсификата, сам занимался этим в своей химической лаборатории. Борьба с фальсификацией меда и воска была борьбой за подъем экономики пчеловодства, а следовательно, и за значение отрасли.

Начало пчеловодной журналистики. Учебные пособия. Пропаганда пчеловодных знаний, активно начатая в Петербурге, заняла ведущее место в деятельности ученого-просветителя. Проявилась она в самых разных формах. Он публиковал статьи в периодической печати, писал книги, делал доклады и сообщения на выставках, читал публичные, общедоступные лекции, общался с пчеловодами.

Каждым словом и каждой своей строкой Бутлеров выступал за просвещение масс. Чрезвычайно важным в этом он считал периодическую печать. С его приходом в Вольное экономическое общество в «Трудах» систематически, из номера в номер, начали вести отдел пчеловодства, постепенно увеличивая его объем. «Труды» стали центральным печатным органом русских пчеловодов. Если в 1872 году в отделе пчеловодства, который возглавил Бутлеров, было опубликовано 20 статей, то в 1873 году — 50.

Материалы, разнообразные по содержанию, географически охватывающие громадную территорию, приносили немалую пользу в пропаганде рационального пчеловодства.

Статей поступало много, тем не менее Бутлеров просматривал все и готовил их к печати. Это был огромный труд редактора. Над чужими рукописями ученый работал с такой же напряженностью, как над своими, относился с той же взыскательностью к форме и содержанию. Он правил стилистические погрешности, недочеты в изложении, выделяя новое и существенное, но всегда сохранял мысль авторов, их принципиальную позицию. «Всякому следует представлять свободу мнения, — утверждал он в одном из писем. — Пусть каждый руководствуется своими убеждениями и действует сообразно им, не стесняя ими других и не стесняясь сам чужими мнениями. Было бы лишь у каждого внутреннее убеждение, что поступает правильно». Так, кстати, всегда делал и он сам, твердо убежденный, что только при гласности и свободе мыслей возможен прогресс.

Кроме того, ученый вел огромную переписку с пчеловодами. До тысячи писем в год получал он и отвечал на них. А ведь у него было множество важных дел по университету и Академии наук.

Бутлеров знал силу влияния прессы на мнения людей, формирование их взглядов, убеждений, поэтому подходил к материалам с особой ответственностью. Во всем была видна принципиальность редактора.

Отдел пчеловодства «Трудов» способствовал единению русских пчеловодов. Вокруг редактора группировались люди, прогрессивно мыслящие, искренне преданные избранному делу. С каждым годом расширялся круг читателей, все больше становилось авторов, во много раз возрос поток корреспонденции. Наступил небывалый обмен мнениями между пчеловодами.

Четырнадцать лет бессменно возглавлял он отдел пчеловодства в «Трудах» Вольного экономического общества. Накоплен за эти годы богатый журналистский опыт, найден оправдавший себя принцип отбора статей. Все публикуемые материалы отличались актуальностью темы, ясностью мысли, простотой изложения, практической полезностью.

Много, очень много за это время выяснено истин, прежде неведомых, теперь добытых, как крупицы золота из недр земли, освещены такие вопросы пчеловодства, какие прямо указывали на его будущие успехи и процветание.

Бутлеров вынашивал мысль о самостоятельном пчеловодном журнале. Он разработал его проект, составил программу, обосновал необходимость издания.

В январе 1886 года в Петербурге под редакцией академика А. М. Бутлерова вышел первый номер журнала «Русский пчеловодный листок» (рис. 29). Начало пчеловодной журналистике в России было положено. Это было выдающимся событием в истории отечественного пчеловодства.

Журнал открывался обращением редактора к читателям. «Сообщать рациональные приемы пчеловождения от одного многим, — писал редактор, — всего скорее и успешнее возможно при посредстве печати. Издание хороших книг, бесспорно, могущее оказать и действительно оказывающее влияние на поднятие рационального пчеловодного хозяйства, не может, однако, удовлетворить потребность обмена мыслей и знаний между пчеловодами; для этого нужно повременное издание, посвященное исключительно пчеловодству и дающее своим читателям все дельное, добытое многими лицами и вообще пчеловодной наукой и практикой. Этой задаче, надеемся, и будет достаточно удовлетворять «Русский пчеловодный листок». Потребность в существовании такого журнала уже давно у нас чувствуется».

Программа журнала была весьма обширной, целенаправленной и отвечала запросам пчеловодов России. Публикации журнала включали оригинальные статьи по технологии пчеловодства, новые данные о поведении пчел, знакомили с более совершенными конструкциями рамочных ульев, рассказывали о пчеловодстве разных местностей России и других стран, содержали ответы на вопросы, материалы библиографического характера, объявления. Редактор сумел сохранить преемственность «Трудов», углубил их программу, еще более усилил идею объединения пчеловодов России.

Широкомасштабная программа и принципиальная линия, проводимая редактором, привлекли к сотрудничеству в журнале крупных специалистов-биологов, химиков, технологов, изобретателей, пчеловодов. Вокруг редакции группировались люди прогрессивно мыслящие, преданные пчеловодству. С каждым годом все больше становилось авторов. Наступил небывалый до этого обмен мнениями и опытом.

Журнал преследовал цель — ввести в пчеловодство разумное начало, основанное не на догадках, а на знании природы пчел и их потребностей. Страстная и последовательная пропаганда рамочного пчеловодства не могла не воздействовать на читателей, делала журнал познавательным, интересным и боевым. Даже информационные материалы, кроме своего прямого назначения, несли публицистический заряд, звали к переустройству пчеловодства страны. Благодаря популярной форме изложения и небольшой цене журнал был доступен и понятен простому читателю.

Велики были достоинства журнала, но он не мог заменить книг по практическому пчеловодству, а в них очень нуждались в России.

Надо сказать, что пчеловодная литература не могла похвастаться дельными сочинениями. Только живое слово Н. М. Витвицкого продолжало волновать пчеловодов, но книги его из-за малых тиражей представляли уже большую редкость. Остальные издания теоретически были слабы, наставления и правила безнадежно устарели и не соответствовали новому направлению в пчеловодстве. По таким источникам научиться рациональным приемам было невозможно. К тому же по языку и стилю изложения они оказывались доступными только образованному читателю, запутывали изобилием мелочей и отпугивали в большинстве своем малограмотных пчеловодов. Все это отлично понимал Бутлеров.

В 1871 году выходит его книга «Пчела, ее жизнь и главные правила толкового пчеловодства» — выдающееся произведение по пчеловодству. Она получила огромную известность. При жизни автора книга выдержала пять изданий общим тиражом 50 тыс. экземпляров, что тогда считалось исключительным событием. И каждое новое издание ученый совершенствовал, обогащал теоретическими и практическими сведениями, значительно дополнял отдельные положения, шлифовал язык и стиль. И потому книга, предназначенная для народа, стала образцом ясности, точности и простоты изложения. Автор не старался «украсить» текст просторечными словечками, не прибегал к псевдонародности, а говорил о серьезных вещах доступно, стремясь поднять своего читателя до образованного человека, сделать из пасечника рационального пчеловода.

В эту работу А. М. Бутлеров вложил огромный запас научных знаний, которыми обладал, и личный многолетний опыт по уходу за пчелами. Ученый в совершенстве владел практическим пчеловодством и только тогда рекомендовал применять те или иные приемы, когда, проверив сам многократно, убеждался в их полезности. Книга помогла пчеловодам как следует понять жизнь пчелиной семьи, перед ними открылся новый, прежде неведомый мир насекомых, были даны надежные средства воздействия на них.

«Пчела» Бутлерова стала главным учебником пчеловодства. По ней учились правильному уходу за пчелами не только начинающие и рядовые пчеляки, но и люди, считавшие себя знатоками. Не одному поколению русских пчеловодов послужило это руководство.

По глубине биологических обоснований, точности правил, логической завершенности, мастерству изложения книгу можно отнести к классическим и поставить рядом с лучшими работами корифеев зарубежной пчеловодной науки. Чтобы написать такое произведение, надо было иметь и фундаментальные знания, и дарование, и безграничную любовь к пчелам и пчеловодству.

Одиннадцать раз переиздавалась «Пчела» и тем не менее оставалась библиографической редкостью.

В таких же лучших демократических традициях, свойственных всей русской пчеловодной литературе, написаны и другие работы Бутлерова.

Вторую свою книгу — «Как водить пчел» — Александр Михайлович специально предназначил для крестьян. Готовя рукопись к печати, он обсуждал ее с членами Пчеловодной комиссии Вольного экономического общества, читал в отделении пчеловодства в Москве. Прислушиваясь к советам, автор старался придать тексту максимальную краткость и ясность. Популярное, народное издание и должно быть точным и простым. «Я живо помню те три заседания отделения пчеловодства, — вспоминал академик И. А. Каблуков, — в которых читалась эта книжка, и можно было удивляться, с каким вниманием относился крупный авторитет науки, всемирно известный ученый, академик к тем замечаниям, какие делали члены отделения, среди коих было немало простых пчеловодов».

Исключительная взыскательность к своему труду, гражданская ответственность перед читателем позволили ученому создать книгу в русской пчеловодной литературе единственную в своем роде — при малом объеме она включала все основные вопросы пчеловодства. «Как водить пчел» стала азбукой, настольным пособием пчеловодов. Многие начинали с бутлеровской книги и становились потом признанными мастерами. Как тогда говорили, эту книгу надо печатать золотыми буквами. Выдержала она 12 изданий, переведена на польский язык.

Написал Александр Михайлович и еще одну небольшую работу — «Правильное (рациональное) пчеловодство, его выгодность, его задачи и средства». Главная цель брошюры — поведать о пчелах — самых полезных насекомых на земле. Автор пропагандировал пчеловодство как выгодное занятие, почти не касаясь приемов и пчеловодной практики. По содержанию и изложению это не руководство или наставление для пчеловодов, а популярное пособие для всех любителей природы.

Александр Михайлович хотел познакомить русских пчеловодов и с лучшими зарубежными сочинениями. В 1877 году по его предложению переводится и под его редакцией выходит капитальная книга известного немецкого пчеловода А. Берлепша «Пчела и ее воспитание в ульях с подвижными сотами в странах без позднего осеннего взятка», которая, по словам Бутлерова, давала читателю современные пчеловодные знания, знакомила его с основными положениями естественной истории пчелы. Она положила начало целой серии переводных книг иностранных авторов.

Русский ученый, будучи в дружеской переписке с Берлепшем, как, кстати, и со многими другими известными зарубежными пчеловодами, послал ему в знак глубокого уважения семью наших среднерусских пчел, получив потом весьма лестный отзыв о северянках. «Я не могу налюбоваться трудолюбием и усердием ваших пчел», — сообщал Берлепш и добавлял, что семья эта на его пасеке была самой сильной.

Пчеловодство интересовало Бутлерова прежде всего как средство улучшения благосостояния народа. Как и все русские просветители, он отстаивал интересы крестьян, искренне верил, что их материальное положение можно облегчить, и в меру сил своих и энергии содействовал этому. Он прямо говорил, что вопрос о развитии пчеловодства есть в то же время вопрос об улучшении быта русского крестьянства и деревенской интеллигенции.

О выгодности пчеловодства Бутлеров говорил не только в чисто пчеловодных изданиях, но и в большой прессе, вызывая к нему внимание общества и государства.

В феврале 1880 года на первой полосе влиятельной политической газеты «Новое время» была напечатана его публицистическая статья «Пчеловодство как средство народного дохода». Со всей откровенностью автор высказал в ней свою профессиональную и гражданскую точку зрения на пчеловодство России, эту так называемую мелкую отрасль, которая, по его словам, имеет существенное значение в народном хозяйстве, о чем многие и не подозревают. «Но в том-то и дело, что она мелка лишь для крупных землевладельцев, — утверждал академик, — и, наоборот, чрезвычайно крупна по своему значению для землевладельцев мелких».

В доказательство выгодности пчеловодства Бутлеров приводил примеры достижений пчеловодов других стран, где оно пользовалось вниманием государственных органов. В сельскохозяйственном производстве России пчеловодству с его уникальными продуктами принадлежит, если не прежнее, исключительное, то, во всяком случае, заметное место. Подтверждали это и статистические данные. Александр Михайлович считал, что пчеловодство в России может развиваться и в более широких, промышленных масштабах, и тогда оно будет приносить еще большие доходы. «Не следует ли всем власть имеющим посерьезнее смотреть на эту «мелкую» (?) отрасль сельского хозяйства и, переставши относиться к ней свысока, добросовестно взяться за ее оживление!» — призывал ученый.

В занятии пчеловодством А. М. Бутлеров ценил не только экономическую сторону, но и не менее важную для крестьянства России — нравственную. Как и другие его предшественники-просветители, он говорил об этом во всю силу. «Не следует также упускать из виду того, — указывал он, — что пчеловодство и хорошая нравственность в крестьянстве тесно связаны... В самом деле, успешное занятие пчеловодством требует аккуратности, известной немалой доли соображения, чистоплотности, трезвости. Наконец, пчеловод должен быть нежадным, честным... Да, наконец, тот, кто постоянно окружен природою, кто живет, так сказать, в непосредственном общении с нею, в глуши лесов и в просторе лугов, кто видит трудолюбие пчел, их чистоту, стремление к общему благу, может ли тот не сознавать, хоть бы даже безотчетно, необходимость трудиться? Общение с природою всегда благотворно действует на человеческую душу».

Александр Михайлович был глубоко убежден в том, что пчеловодство — один из путей просвещения народа. В распространении знаний он видел и свое служение России, свой высокий гражданский долг.

Пчеловодство, как и всякая человеческая деятельность, не стоит на месте, постоянно развивается и совершенствуется. Этому движению всей силой своего авторитета и влияния способствовал и он сам, взывая к творчеству пчеловодов России.

Академик Бутлеров, для которого интересы и судьба пчеловодства были важнейшим делом жизни, высоко ценил пытливый ум и изобретательность русских пчеловодов.

Он восторженно отзывался о полезных приспособлениях, простых, удобных и оригинальных устройствах, которые предлагались пчеловодами-практиками. Вот с какой гордостью говорил он о пчеловодах России, когда увидел на пчеловодной выставке в Праге в 1880 г. разделительную решетку Ганемана: «Кроме крупных снарядов, интересны были и некоторые из мелких. Между ними внимание пчеловодов обращали на себя маточные клетки (ганемановы) и металлические решетки, сквозь которые могут проходить рабочие пчелы, но не может проходить матка. Такие решетки служат для отделения матки от медового пространства. Следует заметить, что решетки эти, недавно только появившиеся за границей, давно употребляются нашим известным пчеловодом П. М. Борисовским и его последователями и для нас новости не составляют. Приятно было видеть, что мы, русские, ушли вперед...».

Но, к сожалению, не все, что конструировали и изобретали пчеловоды России, было полезно и ново. Не зная того, что в том или ином направлении уже сделано, большинство из них, как говорил Бутлеров, придумывало или давным-давно известное у нас где-нибудь по соседству или за границей, или даже совсем ненужное.

В самой первой статье «Заметки по части пчеловодства» Бутлеров указывал на бесплодность и порочность такого подхода к усовершенствованиям и изобретениям в пчеловодстве, когда не учитываются прошлый опыт и уже имеющиеся достижения в этой области. «Имея в виду какое-нибудь предприятие, — писал он, — обыкновенно стараются наперед познакомиться со всеми улучшениями, существующими по этой части. Такое правило вполне рационально, и так обыкновенно поступают у нас. Но — странное дело! Пчеловодство чуть ли не является в этом случае исключением».

Одного своего собственного опыта, подчеркивал ученый, как бы ни был он богат, при занятии изобретательством крайне недостаточно.

И во времена Бутлерова, ознаменовавшиеся торжеством разборного рамочного улья и рационального пчеловодства, немало пчеловодов конструировали свои ульи, в подавляющем большинстве случаев совершенно не зная тех систем, которые существовали за рубежом и считались тогда первоклассными. То же было и с пчеловодным инвентарем. Бутлеров беспощадно критиковал таких, с позволения сказать, изобретателей, вполне справедливо обвиняя их в невежестве. «Хоть мы, русские, и давнишние пчеловоды, — с болью и горечью писал он в 1870 году, — а видно, делать нечего, приходится сознаться, что западные соседи и тут нас сильно опередили.

Сознание это было бы полезно: решившись на него, мы постарались бы, конечно, познакомиться подробно со всем тем, что у соседей есть хорошего по этой части, и имели бы в экономии время и труд, употребляемые теперь на «придумывание» того, что едва ли нужно».

Как-то А. М. Бутлеров прочитал статью одного пчеловода под названием «Записки пасечника», в которой откровенно рассказывалось о том, как автор осваивал пчеловодство и что вносил своего. «Записки эти, — писал по этому поводу в одной из статей Александр Михайлович, — интересны также как пример того длительного и трудного пути, которым принуждены были проходить некоторые русские пчеловоды, отыскивая собственными одиночными трудами усовершенствования и нередко такие, которые уже давно известны были в Германии, но оставались у нас неизвестными благодаря отсутствию отдельных книг и журнальных статей по части пчеловодства».

И как бы подводя итог, он добавлял: «Я думал и думаю, что, прежде чем изобретать самим, нужно знакомиться с чужими изобретениями по той же части и что при соблюдении этого простого правила мы избежим придумывания того, что уже придумано, или того, что совсем не нужно. По моему мнению, русские пчеловоды, держась этого правила, могли бы только выиграть». «Русский пчеловодный листок» систематически публиковал сообщения о заграничных новостях.

Направляющий совет великого ученого был очень нужен пчеловодам России, переводившим свою отрасль на прогрессивную рациональную основу. На него горячо откликнулся ближайший друг и единомышленник Бутлерова Г. П. Кандратьев, решивший систематически знакомить русских пчеловодов со всем новым, что было в зарубежном пчеловодстве.

В 1892 году, уже после смерти Александра Михайловича, он издает журнал «Вестник иностранной литературы пчеловодства», который сразу же вызвал живой интерес пчеловодов России. Мысли академика Бутлерова приобретают еще большую силу теперь, в век стремительного научно-технического прогресса, когда идет индустриализация пчеловодной отрасли.

Пчеловодные выставки, общества. Большое значение в распространении знаний и достижений по пчеловодству Бутлеров придавал выставкам. В качестве экспонента он сам принимал участие во второй Казанской пчеловодной выставке в 1880 году, тем же летом посетил большую международную выставку в Праге.

В те времена считали, что выставка должна показывать состояние отрасли хозяйства, и видели в этом ее главную цель. Бутлеров, однако, был убежден, что есть и другая, хотя и менее показательная, но едва ли не менее важная цель — просветительская. Люди, оказавшиеся на выставках, знакомятся, в общении делятся опытом и мнениями, сближаются идеями, убеждаются в выгодности одного и убыточности другого приема, осваивают лучшие методы ведения хозяйства, в результате получается польза общему делу. С такой точки зрения, в частности, он смотрел на отдел пчеловодства Всероссийской промышленно-художественной выставки, состоявшейся в Москве в 1882 году. Александр Михайлович заведовал этим отделом. Он не беспокоился о том, что экспонаты не отразят состояние пчеловодства России, а больше думал о пропаганде рационального пчеловодства, в пользу и необходимость которого беззаветно верил.

Главная цель отдела состояла в ознакомлении посетителей с рациональными приемами, этому и были подчинены отбор экспонатов и оборудования выставочной пасеки. По идее и проекту Бутлерова предполагалось пасеку заселить пчелами, а вокруг нее возвести обтянутую проволочной сеткой галерею, которая защищала бы публику, не знакомую с пчелами и боявшуюся их. Несколько раз приезжал он из Петербурга в Москву, заботясь о том, чтобы сделаны были все необходимые постройки.

Двадцать дней, с 20 июля по 10 августа, читал прославленный академик на выставке популярные лекции по пчеловодству, объясняя и показывая, как надо правильно ухаживать за пчелами. А лектором он был удивительным. Его публичные выступления и доклады, всегда проходившие при переполненной аудитории, отличались образностью изложения, логической последовательностью, убедительностью примеров, ясностью и доступностью, на какую бы тему они ни читались, какой бы сложности ни поднимался вопрос.

Бутлеров популярно излагал основы рационального пчеловодства, останавливаясь подробнее то на одних, то на других его сторонах, а потом, не пользуясь даже лицевой сеткой, открывал улей и выполнял операции, предусмотренные технологией, — делал отводки, подсаживал маток, доставал рамку с маточниками, в которых выращивались матки, показывал приемы обращения с пчелами. Все это было ново, удивляло и ошеломляло посетителей, вызывая в то же время громадный интерес. «Всех поражало, — сообщала газета «Новое время», — что Бутлеров вынимал пчел из роевни пригоршнями, голой рукой. Слушатели из простонародья говорили вслух, что г. Бутлеров заговорен от ужаления пчел; другие уверяли, что у него рука смазана. Вообще большинство удивлялись тому, как свободно и спокойно работали с живыми и жужжащими пчелами г. Бутлеров и его помощники. Их хладнокровие и спокойствие сильно ободряли публику».

Пчеловодный отдел оказался одним из наиболее посещаемых на выставке. Вот какую восторженную оценку просветительной деятельности Бутлерова дали «Московские ведомости»: «Но этот отдел не был только образцовым пчельником: он вместе с тем был и аудиторией, хотя и под открытым небом, в коей читались прекрасные и всем доступные лекции о жизни пчелы и главных основаниях толкового пчеловодства. Сопровождаемые демонстрациями и дышавшие миссионерской любовью к распространению у нас этого дела, объяснения академика А. М. Бутлерова не могут пройти бесследно. Под влиянием их люди, прежде не знакомые с пчеловодством, решились заняться им и завести свои пчельники, а занимавшиеся им — усовершенствовать его по тем вполне практическим указаниям, какие давались на выставке».

Понятие «пчеловодная выставка» Бутлеров обогатил, вложил в него новое содержание. Просвещение народа — вот основное назначение выставок. Так и стали понимать их пчеловоды России.

Хотя в этот период пробуждения русского пчеловодного самосознания еще рано было ставить вопрос о создании единого общерусского союза пчеловодов, так как при огромной территории России к нему принадлежало бы незначительное число пчеловодов и польза от такого союза была бы невелика, А.М.Бутлеров, стоявший во главе пчеловодства страны, остро сознавал необходимость в такой организации, усматривая в ней один из путей подъема и процветания отрасли.

В докладе о поездке за границу (1879) он подчеркивал, что почти во всех странах Западной Европы существуют пчеловодные общества. В одной лишь Праге, по его словам, было три таких общества, а во всей Чехии — 18. Немало издавалось на Западе и специальных пчеловодных газет. «Невольно напрашивается при этом сравнение с Россией, — говорил Бутлеров, — и приходишь неотразимо к заключению, что нам следует приложить всевозможные усилия для того, чтобы наше отечественное пчеловодство поскорее вошло в фазу процветания на рациональных началах».

Зарубежные пчеловодные общества распространяли пчеловодные знания устно и печатно, предоставляли возможность желающим приобретать новейшие пасечные принадлежности и усовершенствованные ульи, назначали премии за успехи в пчеловодстве.

«Когда видишь, что делается там, — делился впечатлениями ученый, — то более и более приходишь к убеждению, что у нас сделано очень мало, а предстоит сделать еще весьма много, и нужна немалая энергия для того, чтобы нам — не говорю уже догнать — по крайней мере не слишком далеко отставать от чехов и немцев».

Это была уже программа действий. Так ее и поняли русские пчеловоды.

6 февраля 1880 года в Новгороде открыло свое заседание Новгородское общество пчеловодства — первое пчеловодное общество в России. Присутствовало на нем всего 12 членов, но сам по себе факт создания юридически и организационно оформленного общества для русского пчеловодства был поистине историческим. «Любители пчеловодства, — писал по поводу этого знаменательного события Бутлеров, — вероятно, порадуются учреждению по их специальности общества, которое... представляет первую попытку русских пчеловодов действовать общими силами. Нельзя не пожелать самого полного успеха такой попытке...».

Главная цель общества — содействовать развитию правильного, рационального пчеловодства в Новгородской губернии. Эта чисто практическая задача включала в себя распространение среди пчеловодов научных и практических сведений по уходу за пчелами, наиболее приемлемых для местных условий климата и медосборов.

Общество предполагало широкий обмен мнениями и практическими навыками между новгородскими пчеловодами. Оно брало на себя заботу о рассылке своим членам описаний и моделей лучших систем ульев и инструментов, чтобы по ним можно было делать эти предметы, об организации изготовления ульев и пасечных принадлежностей в мастерских и снабжения ими пчеловодов по доступной цене. Общество давало возможность пользоваться литературой и образцами пасечного оборудования, которые нелегко было приобрести каждому пчеловоду, поэтому их приобретали на средства коллектива.

Общество имело свой музей, издавало «Записки», на страницах которых его члены обменивались мыслями и наблюдениями, обсуждали проблемы, рассказывали о путях и способах улучшения местного пчеловодства.

По примеру новгородцев начали создавать пчеловодные общества и в других местах России.

На Всероссийской промышленной выставке как-то после беседы вокруг Бутлерова собралась группа московских пчеловодов. Вполне естественно возникла мысль о необходимости систематического общения, обмена мыслями, коллективного разрешения трудных вопросов, неизбежных в практике. И вот 27 июля 1882 г. на заседании отделения беспозвоночных Русского общества акклиматизации животных и растений, которое состоялось на Измайловской опытной пасеке, академик А. М. Бутлеров, приглашенный на это заседание, высказал идею создания при обществе акклиматизации самостоятельного отделения пчеловодства. Чтобы повысить роль отделения в распространении рациональных приемов, было предложено передать ему пасеку, а со временем открыть при ней пчеловодную школу. Так возникла Московская пчеловодная организация с большими планами и перспективами. Ее руководителем единодушно был избран Александр Михайлович. И здесь, в Москве, вокруг него группируются известные ученые и общественные деятели. При его содействии Вольное экономическое общество передало в дар библиотеке отделения оттиски «Трудов» за десять лет и другую специальную литературу. Бутлеров направлял деятельность отделения, следил за его успехами, помогал справляться с трудностями.

Благодаря энергичным усилиям членов отделения пчеловодства Русского общества акклиматизации животных и растений и взятому ими направлению оно вскоре становится одним из сильнейших в стране. Оно дало мощный толчок к объединению пчеловодов, распространению научных знаний среди народа, дальнейшему изучению пчеловодства и внедрению приемов его рационального ведения.

Разработка основ рационального пчеловодства. Теория и еще раз теория. В своих книгах, многочисленных статьях и захватывающих по интересу публичных выступлениях А. М. Бутлеров впервые в России раскрыл особенности рационального пчеловодства, заложил его теоретические основы. Теории в практической деятельности он придавал исключительное значение: «Можно знать о существовании известного предмета, известного явления, можно уметь пользоваться тем или другим отрывочным сведением для удовлетворения своих насущных потребностей, но это — не то знание, о котором я говорю. Только тогда, когда является понимание явлений, обобщение, теория, когда более и более постигаются законы, управляющие явлением, только тогда начинается истинное человеческое знание... Это знание позволяет направлять силы природы по усмотрению, сообразно целям». И в пчеловодстве ученый остался верным своему взгляду на роль теории в познании закономерностей жизни медоносных пчел и управлении их инстинктами. «Несомненно, что практика в пчеловодстве великое дело, — подчеркивал он, — но только и она без знания теории — мертва».

В предварительном проекте правил для устройства частных школ пчеловодства он указывал, что преподавание пчеловодства не должно ограничиваться простым заучиванием правил. «Необходимо довести учеников до полного самостоятельного понимания дела, так, чтобы каждый ученик владел бы вполне теорией пчеловодства, то есть обладал бы полным знанием жизни пчелы и умел по собственному соображению прилагать его во всех разнообразных, могущих встретиться в практике случаях». Он не раз повторял совет знаменитого теоретика и практика А. Берлепша: «Прежде всего изучайте теорию, а не то на всю жизнь останетесь практиками-пачкунами».

Постоянно общаясь с пчеловодами России, А. М. Бутлеров на каждом шагу убеждался в том, что им не хватает теоретических знаний, что слишком велика у них инерция старых привычек. Только теория могла разрушить субъективизм и кустарщину, свойственную старым пчеловодам. Ни один вопрос не удастся решить правильно, если он не обоснован теоретически. Только вполне понимая жизнь пчелиной семьи, можно вести разумное пчеловодное хозяйство. «Толковое пчеловодство, — утверждал он, — действительно немыслимо без знакомства с теорией, то есть с основными положениями естественной истории пчелы». Знание биологии пчелиной семьи и законов ее жизнедеятельности, таким образом, выдвигалось им как основа практического пчеловодства.

Впервые в истории пчеловодства жизнь пчелиной семьи и все ее проявления рассматривались ученым в единстве с внешней средой. Такой принципиально новый и, безусловно, единственно правильный подход стал возможен благодаря выдающимся достижениям естествознания второй половины XIX века. Деятельность А. М. Бутлерова-пчеловода как раз приходится на период бурного развития естественных наук в России, когда под влиянием эволюционной теории Ч. Дарвина утверждался диалектический взгляд на природу.

Александр Михайлович раскрывал жизнь пчел и законы, управляющие их деятельностью, в неразрывной взаимосвязи и взаимозависимости. Этот принцип лег в основу его теории пчеловодства. Он выдвинул два важнейших положения: взаимосвязь особей в семье, с одной стороны, и зависимость пчелиной семьи от условий, складывающихся в природе, — с другой. Только зная это, по мнению ученого, можно рациональнее использовать производительную способность пчел, влиять на них в выгодном для нас направлении, лучше воспользоваться тем, что дает природа.

Пчелиная семья — прежде всего нечто единое, все действия которого направлены к какой-то определенной цели. Это организм, способный самостоятельно, без какой-либо помощи, жить, развиваться и размножаться, с хорошо отрегулированной и надежной системой самообеспечения и сохранения.

Состав семьи, численное соотношение пчел в ней на разных этапах развития, как считал ученый, вполне естественны и обусловлены ее жизненными потребностями и средой, в которой она обитает.

Действиями всех особей семьи, по утверждению Бутлерова, руководят их естественные потребности, которые вложила в них природа. Притом эти инстинктивные потребности не так обширны, как кажется на первый взгляд. Напротив, они очень ограничены и специализированы. Матка, в частности, постоянно откладывает яйца, и на этом «круг ее обязанностей» замыкается. Пчелы выполняют все работы, однако в основном занимаются выращиванием расплода и сбором меда. Притом ульевые работы лежат преимущественно на молодых пчелах, а полевые — на пчелах зрелого возраста.

Такое довольно узкое разграничение в выполнении работ, как считал Бутлеров, оказалось весьма целесообразным для семьи. Из отдельных операций, выполняемых каждой особью индивидуально и произвольно согласно природным потребностям, как раз и слагается стройность жизни всей семьи как целого биологического объекта.

Трутней, правда, совсем «не интересует», в каком состоянии находится их семья, что делается в гнезде. Но своей безучастностью они не нарушают гармонию семьи. Больше того, трутни подчеркивают ее зрелость и биологическую полноценность, которую она достигает на определенном этапе своего развития.

Однако, как полагал Бутлеров, всего этого недостаточно для того, чтобы понять тонкий механизм жизнедеятельности медоносных пчел и выработать надежные методы управления им. Для этого очень важно установить, в каких связях и взаимодействиях находятся члены многотысячного сообщества насекомых, что управляет их поведенческими актами. И он довольно подробно прослеживает взаимоотношения особей, влияние на них внешней среды.

Матка кладет яйца не по своему желанию, как считали прежде, а лишь при определенных, благоприятствующих этому условиях, в частности при сравнительно высокой температуре в гнезде, хорошем питании, достаточном количестве свободных чистых ячеек. Корм в изобилии дают матке пчелы. Они же готовят и ячейки, необходимые для кладки яиц, поддерживают в улье нужную температуру. Энергию деятельности матки, таким образом, во многом определяют пчелы, а не наоборот, как полагали до этого.

В воздействии на матку сами пчелы ограничены условиями среды — взятком в природе, температурой наружного воздуха, заготовленными запасами корма. Если пчелы по каким-то причинам не имеют возможности добывать пищу (холодная или дождливая погода, засуха), они, недоедая сами, не могут кормить матку молочком так обильно, как требуется для откладки большого количества яиц. Кстати, то же наблюдается и при малых запасах меда и перги в гнезде. Но даже если взяток будет хорошим, а гнездо тесным и строить новые соты негде, пчелы вопреки природному стремлению матки откладывать яйца зальют свободные ячейки свежим медом и ограничат ее деятельность. В итоге это принесет вред семье, уменьшив ее силу. Деятельность матки, таким образом, хотя и не прямо, а через пчел, регулируется внешней средой.

«Указанная взаимная зависимость между сбором и червлением, — писал Бутлеров, — и зависимость того и другого от внешних условий представляет одно из самых важных обстоятельств между теми, которые рациональному пчеловоду приходится иметь в виду». Задача его — способствовать как можно большему увеличению количества расплода в семье, а для этого он обязан заботиться о том, чтобы пчелы весной находились в условиях хорошего медосбора. Лучшее место для весеннего развития пчел, по мнению ученого, — лес, где весьма благоприятны микроклиматические условия и где бывает много ранних медоносов.

Но Бутлеров не оставлял в стороне и другие довольно существенные факторы, заметно влияющие на состояние семьи, ее работоспособность и продуктивность. К ним он относил качество матки, форму и объем жилища, количество кормовых запасов, технологию ухода за пчелами. Только высокоплодовитая матка может обеспечить семье силу, необходимую для медосбора. Лежак, в частности, по словам Бутлерова, менее способствует работе матки; стояк, по форме близкий к естественному жилищу, наоборот, благоприятствует этому, и в нем всегда бывает больше расплода. В тесном гнезде семья не станет сильной. Малопригодно для роста и старое гнездо. Слабая или недостаточно сильная семья соберет мало меда.

Если в гнезде мизерные запасы корма, пчелы при неблагоприятной погоде будут голодать и не смогут подготовить разервы к главному взятку. Хорошую кормообеспеченность в период роста семьи ученый считал мощным фактором снижения отрицательного воздействия внешней среды. Ведь темп роста прямо пропорционален количеству корма в гнезде. «Один из пчеловодов совершенно верно сказал, что пчелы дают мед, а мед дает пчел, — говорил он, — ив самом деле, нужно иметь в начале лета как можно больше пчел в ульях, чтобы получить к осени по возможности много меда; а для того, чтобы пчел в улье прибывало, надобно, чтобы семья имела и получала — от природы ли, от человека ли — достаточное количество меда». Только при этом условии, утверждал А. М. Бутлеров, можно «довольно верно идти к своей цели». Мед и перга — это не просто корм, а мощное средство, определяющее темп роста семьи. Поэтому вполне закономерен вывод для практики — всегда иметь в гнездах большие кормовые запасы. Многие пчеловоды знали об этом, но не могли объяснить, в чем проявляется влияние кормов на состояние семей.

Природа поставила перед пчелиной семьей задачу сохранить себя в потомстве, дать начало жизни новым семьям. Однако она не всегда совпадает с планами пчеловода. Ему нужен мед, и чем больше, тем лучше. А роевые семьи недостаточно заботятся о сборе меда, заготавливают его значительно меньше, чем не вошедшие в роевое состояние.

Возникновение роения Бутлеров объясняет несоответствием количества ячеек потребностям матки в яйцекладке. В ходе взятка и заполнения гнезда медом и расплодом матке становится негде класть яйца: площади свободных сотов сокращаются, и наступает такое время, когда даже ячейки, только освободившиеся от вышедших пчел, заполняются нектаром. Вопреки потребностям матки и помимо «воли» самих пчел, яйцекладка ограничивается. Стремление собирать корм, по словам Бутлерова, пересиливает и угнетает стремление к размножению. «То время, когда деятельности эти, можно сказать, борются между собой и уравновешиваются взаимно, одна увеличиваясь, другая уменьшаясь, и есть именно время роения» — такова выдвинутая ученым теория роения. Он поэтому рекомендовал содержать пчел в просторном гнезде, где они постоянно имели бы место для размещения запасов меда и перги, а матка — для кладки яиц. Тогда нагрузка на пчел, кормящих расплод, не снижается. При этом условии сохраняется равновесие, необходимое для нормальной жизнедеятельности пчелиной семьи. Она будет менее склонна к роению. «Если отдельные органы этого сложного организма, — писал он, — действуют согласно и находятся в известном равновесии между собой, то — как и во всяком организме — дело идет хорошо».

Чтобы избежать нарушения равновесия во взаимоотношениях особей, которое неизбежно приводит к роению и снижению продуктивности, Бутлеров рекомендовал отбирать часть пчел или расплода для искусственно созданных семей — отводков или передавать их семьям, нуждающимся в подкреплении. Это оказывает сильное противороевое действие, повышает энергию роста семьи и не уменьшает медосборов. Отбор пчел, по его наблюдениям, более благотворно влияет на рабочее состояние семьи, чем удаление расплода.

Данное ученым объяснение механизма роения, в основу которого положено несоответствие между количеством расплода и пчел, действительно до сих пор. Предложенный им противороевый прием — организация отводков — в современном практическом пчеловодстве считается самым надежным.

Довольно широко распространенную в то время теорию ограничения работы матки за месяц до окончания медосбора, которая утверждала, что пчелы, развивающиеся в этот период, не будут участвовать во взятках, Бутлеров принимал с оговорками. Он справедливо считал, что пчелы, не вылетавшие за нектаром, тоже бывают нужны семьям, особенно тем, которые участвовали в сильных взятках и растратили на них свои резервы. Однако в годы, средние по медосбору, какие встречаются чаще, этот прием, по его мнению, может быть выгодным. При средних взятках, чтобы уменьшить расход меда на выращивание расплода, пчеловоды как раз и прибегают к ограничению яйцекладки маток разделительными решетками на одном или двух корпусах, а то и на нескольких гнездовых сотах.

В современном промышленном пчеловодстве, когда за сезон используется несколько главных взятков и требуются постоянно сильные семьи, искусственное сокращение вывода расплода путем изоляции матки на небольшой площади считается неэффективным: оно снижает медосборы и ухудшает качество идущих в зиму семей. Наоборот, часто возникает необходимость в усилении семей лётными резервами или ранее сформированными для этого целыми отводками.

Зимовка — проблема номер один. Весьма оригинальны теоретические взгляды А. М. Бутлерова и на зимовку пчел — очень сложную форму приспособления их к низким температурам. В течение всей своей пчеловодной деятельности он уделял исключительное внимание этому важнейшему вопросу практического пчеловодства. «Зимовка пчел — самая трудная задача пчеловодства, особенно в нашем климате, — писал он в 1870 году. — Зима приносит пчеловоду главные убытки, часто непредвидимые, а потому и неотвратимые. Поэтому все, что касается зимовки в разных местностях и результатов, которые получаются, должно в высшей степени интересовать пчеловодов». Эту программную мысль он вновь подчеркнул в докладе «О пчеловодстве и жизни пчелиной семьи в их взаимозависимости от внешних условий», в котором наряду с другими узловыми проблемами, стоящими перед отраслью, указал на благополучную зимовку, назвав ее «капитальнейшей задачей пчеловодства». Современные пчеловоды по-прежнему ее считают проблемой номер один.

Действительно, зимовка часто сводила на нет все труды пчеловода. Ежегодная гибель пчелиных семей, а иной раз и целых крестьянских насек, большая осыпь, заболевание пчел поносом, сырость и плесень в гнездах, бездоходность ослабевших семей — вот главные беды, которые приносила зима. Об этом из года в год и из разных мест России сообщали пчеловоды в «Трудах» Вольного экономического общества, а потом и в «Русском пчеловодном листке». О трудностях сохранения пчел в зимний период и сбережения их энергии Александр Михайлович хорошо знал по собственному опыту и из писем, ему адресованных, неоднократно слышал от пчеловодов, пасеки которых посещал. На своей пасеке (доходила она до 60 ульев) испытывал он разные способы зимовки в ульях русских и зарубежных конструкций.

В результате глубокого изучения зимнего содержания пчел и настойчивых экспериментов Бутлеров пришел к очень ценным выводам, вошедшим впоследствии в его классические главные правила толкового пчеловодства.

Сила семьи — показатель, который он считал очень важным не только для периода главного взятка, когда необходима большая масса рабочих пчел для его использования, но и для зимовки, требующей от семьи особых усилий.

Слабая малочисленная семья не способна противостоять суровым условиям зимы, особенно такой долгой и морозной, какая бывает в России. Как подсказывала практика, в подавляющем большинстве случаев гибли в зимовке или еле-еле доживали до весны малосильные семьи. Таков неумолимый закон естественного отбора.

Сильные же семьи всегда зимуют лучше, чем слабые, то есть меньше теряют пчел и реже страдают от заболеваний, выходят из зимовки сильными и стойко сохраняют эту силу весной. Иными словами, сильная семья благодаря многочисленности ее особей без излишнего напряжения способна зимой создать и поддерживать в своем гнезде такие условия, которые благоприятствуют сбережению физиологической молодости пчел. Пчеловоду остается только заботиться о том, чтобы нормальное весеннее развитие таких семей шло своим чередом, не встречая задержек.

А. М. Бутлеров указывает эталон семьи, который необходим для того, чтобы она могла нормально пережить зиму: «Если пчелы сплошь покрывают нижнюю половину шести-семи пластов, вершков по 8—9 длиной, и еще немного висят под гнездом, хотя погода уже не жаркая, то сила семьи хороша».

Что же делать с семьями, которые недостаточно сильны для зимовки (а такие встречались, особенно на больших пчельниках, — поздние рои, неразвившиеся отводки, изработавшиеся на взятке семьи и не успевшие окрепнуть к осени)? Бутлеров советовал в конце сезона соединять эти ненадежные семьи друг с другом или подсыпать их пчел к другим семьям: «Две или три соединенные вместе семьи могут дать вполне надежный для зимы улей, а порознь каждая из них, будучи слабой, или погибла бы зимой, или вышла бы весной чуть жива».

Александр Михайлович сформулировал правило: «Для своей собственной выгоды пчеловод не должен оставлять в зиму семейств ненадежных. Выгоднее соединить ненадежные семьи в одну надежную и иметь ее весной, чем потерять все ненадежные семьи». Точно так поступал он и сам, когда на его пасеке был гнилец.

В зиму — только сильные семьи. «В сильных семьях — все спасение», — скажет потом Г. П. Кандратьев — ученик и последователь А. М. Бутлерова, вложив в свою удивительную по точности и емкости формулу более общее содержание.

Мед — главный источник энергии пчел. Количество зимних медовых запасов Бутлеров постепенно пересматривал в сторону увеличения. В первые годы он полагал, что зимующей семье надо оставлять 15—16 фунтов меда, затем цифру эту увеличил вдвое. И если установил минимум — не менее 25 фунтов на семью, то этот мед до единой капли считал зимним. Мед, не доступный клубу пчел, хотя бы его и много было в улье (по мнению Бутлерова, весной его должно быть у пчел примерно столько же, сколько ушло на питание зимой), в это количество не входит. Этот мед потребуется пчелам лишь весной.

Больше корма — надежнее и лучше зимовка. Такой вывод делал читатель статей и книг Бутлерова. Это, несомненно, было шагом вперед в решении проблемы зимовки.

Нужна ли вентиляция улья? Ответ на этот вопрос Бутлеров искал настойчиво и долго. Дело в том, что в пчеловодной литературе, особенно в классической немецкой, которую ученый превосходно знал, вентиляция улья отрицалась в самой категорической форме. В частности, А. Берлепш, которого Александр Михайлович высоко ценил, утверждал, что «пчелы совсем не страдают от недостатка воздуха, пока они не потревожены во время зимнего покоя; они живут скорее подобно растению, а не как теплокровное животное и потребляют крайне мало кислорода». Исходя из такой предпосылки, Берлепш не советовал пчеловодам «вообще заботиться о том, чтобы пчелы не задохнулись зимою от недостатка воздуха».

Бутлеров поверил ему. В своем пособии «Пчела, ее жизнь и главные правила толкового пчеловодства» он, следуя немецкому ученому, писал: «Вообще пчелы зимуют лучше, когда верхняя часть улья закрыта как можно плотнее, между тем как снизу доступ воздуха довольно свободен. Поэтому во время уборки на зиму улей должен быть в верхней части хорошо законопачен и промазан по всем щелям и смычкам». При такой тщательной укупорке ни о каком перемещении воздуха в улье не могло быть и речи. Однако гнезда, подготовленные таким образом, к весне становились мокрыми, с заплесневевшими и часто загрязненными сотами, семьи за зиму ослабевали, а нередко и недотягивали до весны.

В статье «К вопросу об условиях хорошей зимовки пчел» (1883) Бутлеров со свойственной ему прямотой и откровенностью признавался: «Предписание Берлепша по возможности герметично заклеивать на зиму верх пчелиного помещения, чтобы мешать выходу из него теплых паров», и уверение, что пчелы «нуждаются зимой в крайне ничтожном количестве воздуха», считаю я ныне совершенно ошибочным. Теперь я... вполне уверен, напротив, в гибельном влиянии недостатка вентиляции в улье. Я пришел понемногу к этому убеждению, наученный опытом; но предварительно, наверное, заплатил жизнью не одной пчелиной семьи за свое доверие к мнению Берлепша».

Подтверждение своим выводам Бутлеров находил в богатой народной практике. Пчеловоды-дупляночники, перенявшие и усвоившие от своих дедов умение ходить за пчелой, оказывается, совсем недаром клали дуплянки на зиму боком, совершенно обнажая низ гнезда, а колодники совсем открывали должею. Тут уж не могли удержаться ни тепло, ни влага, а результаты зимовки бывали вполне удовлетворительными. Больше того, некоторые наблюдательные и сообразительные пчеловоды пользовались даже дополнительными вторыми, устроенными вверху летками.

«У нас, — пишет Бутлеров, — крестьяне делают иногда в своих колодах-лежаках леток, да еще не маленький, в самом верху улья, у его потолка. Когда я несколько лет тому назад в первый раз увидел такое, по моим тогдашним понятиям, нерациональное устройство, я отнес его к незнанию пчелохозяев. В таких ульях, думалось мне, пчелы должны зимовать плохо, но теперь у меня самого есть 2—3 таких улья, и я на деле вижу, что зимовка проходит прекрасно».

В «Заграничных заметках», которые систематически публиковались в «Трудах» Вольного экономического общества, Александр Михайлович описывает наблюдения выдающегося польского пчеловода Я. Дзержона за зимовкой пчел. В одном его улье зимой случайно выпала дверка. Вопреки ожиданию в этой даже несильной семейке не погибло ни одной пчелы. Дзержон делает вывод, что постепенный, даже значительный обмен воздуха в улье никогда не может быть вредным. Он поэтому рекомендует оставлять на зиму открытыми два летка или леток и небольшое отверстие в голове улья, специально предназначенное для вентиляции. Несомненно, и Бутлеров разделял это мнение. К сожалению, он не был знаком с журнальной статьей своего соотечественника А. И. Покорского-Жоравко об искусственном освежении воздуха в улья, опубликованной сорок лет до этого.

Значит, не о «помехе выходу теплых паров из улья» следует заботиться, а о том, чтобы они достаточно свободно выходили в течение всей зимы. «Пусть будут толсты, теплы и сухи стены пчелиного жилья, — писал Бутлеров, — но устройство этого жилья должно допускать хорошую вентиляцию». Это в равной степени относил он к пчелам, зимующим как в помещении, так и на открытом воздухе. В теории зимовки опыт сказал свое веское и решающее слово. Факты потому и драгоценны, указывал еще В. Г. Белинский, что в них скрываются идеи.

Вместо прежней рекомендации плотно заделывать верх улья в пятое издание книги «Пчела...» (1883), по которой учились русские пчеловоды, автор смело вводит принципиально новый взгляд на вентиляцию: «Улей должен быть сух и тепел и в то же время должен допускать достаточный обмен воздуха. Ничто так не вредит пчелам при зимовке в омшаниках, как недостаток чистого воздуха в улье».

Академик А. М. Бутлеров дал глубокое теоретическое обоснование потребности зимующих пчел в больших количествах кислорода и необходимости вентиляции зимнего жилища пчел.

Во-первых, он указал на постоянную потребность пчел в свежем воздухе, без которого, как известно, невозможен процесс обмена веществ ни в одном живом организме: «У пчел, как и у всех животных, известная часть пищи составляет горючий материал — топливо, сгорающее за счет кислорода воздуха, поглощаемого при дыхании. Очевидно, что для сожжения большего количества топлива нужно более воздуха».

По самым скромным и приблизительным расчетам, которые он приводит в статье «К теории перезимовки пчел», пчелиная семья потребляет в сутки около 8 кубических футов воздуха (1 кубический фут = 28,32 литра), кислород которого необходим для переработки и усвоения съеденного меда.

Во-вторых, Бутлеров установил причину появления губительной сырости в жилище пчел. В улье, где зимой наблюдается разность температур, при отсутствии вентиляции всегда конденсируется влага. Таков закон физики. На него и опирался ученый. «В закрытом помещении, — писал он, — заключающем лишь небольшое количество литров воздуха, можно превратить в пары несколько фунтов жидкости, ежели разница температур в разных частях этого помещения позволяет парам, образующимся в одном углу, сгущаться в жидкость в другом». Такая обстановка как раз и складывается в улье при отсутствии вентиляции.

Приток холодного воздуха — единственный способ удаления влаги. Холодный воздух суше теплого. Поступая в улей снаружи, он не только не приносит с собой влажность, но, согреваясь, поглощает ту воду, которая есть в улье. Поток воздуха, который всегда бывает при двух летках, постепенно уносит из улья излишнюю влагу, не давая возможности ей оседать и нормализуя окружающую пчел ульевую среду.

И, наконец, в-третьих, Бутлеров впервые в науке отметил чрезвычайно важную биологическую особенность зимующих пчел — сберегать вырабатываемое ими тепло в недрах клуба, несмотря на проникновение в их жилище холодного воздуха. Он указал и на причину, благоприятствующую этому: «...Имея способность развивать теплоту, масса скучившихся пчел трудно пропускает, хорошо сохраняет ее. Это понятно, если взять в расчет, что здесь, как и во многих других массах, дурно проводящих теплоту, имеется много мелких пространств, наполненных воздухом». Клубу пчел, таким образом, совсем не страшен поступающий к ним холод.

Подход к зимовке с таких научно обоснованных позиций позволил Бутлерову по-иному истолковать вопрос о зимней жажде пчел. В примечании к одной из статей, опубликованной в журнале «Русский пчеловодный листок» (1887), Александр Михайлович писал, что так называемая жажда появляется только при недостаточной вентиляции. Когда пчелам недостает влаги, они обычно сильно шумят, помогая движениями своих крыльев притоку в гнездо более чистого, богатого кислородом и достаточной влажности свежего воздуха. Отсюда следовали и совершенно иные практические приемы — не поение пчел водой, всегда связанное с большим беспокойством семьи со всеми вытекающими из этого отрицательными последствиями, а усиление вентиляции ульев и помещения, в котором проходит зимовка.

Итак, зимняя вентиляция улья при нормальной силе семьи и достаточных кормовых запасах в гнезде — одно из первостепенных и важнейших условий хорошей зимовки пчел.

Ход зимовки зависит и от того, как сформировано гнездо пчел. Почти любое вмешательство в жизнь пчел, которое с точки зрения практического пчеловодства стало необходимым и целесообразным после внедрения разборных рамочных ульев, обычно приводит к нарушению их гнезда. На него семья всегда болезненно и остро реагирует. И если весной или летом пчелы способны (порой даже в короткий срок) восстановить целостность своего гнезда, нарушенную пчеловодом, у них есть на это время, то осенью они часто оказываются не в силах сделать этого.

Бутлеров считал, что главное условие, которому должно отвечать зимнее гнездо пчел, — быть таким, каким его делают сами пчелы в естественном жилище. Поэтому при осеннем осмотре, когда из улья изымают лишний мед и одновременно комплектуют гнездо на зиму, он советовал «как можно меньше перемещать пласты — стараться, напротив, чтобы гнездо по возможности оставалось в том виде, как его устроили себе пчелы...»

Особенно важно, по словам ученого, обращать внимание на то, как помещен зимний запас меда. «Для удачной зимовки благополучной семьи, — писал он, — нужно не только то, чтобы медовых запасов было достаточно, но чтобы они были и хорошо расположены в гнезде», то есть находились вверху, над пчелами. Даже положение меда в дуплянках, которые на зиму обычно клали набок, Бутлеров считал ненормальным, затрудняющим зимовку и особенно плачевным для слабых семей.

Мысль о том, что главные зимние запасы меда должны быть размещены на сотах, которые обсиживаются пчелами, Александр Михайлович всегда выделял особо. При несоблюдении этого правила пчелы вполне могут умереть с голоду, хотя в улье и будет мед, но только в стороне от них, на соседних сотах, на которые им перебраться зимой чрезвычайно трудно.

В естественном жилище для облегчения перехода с пласта на пласт пчелы проделывают в сотах специальные круглые отверстия. Это помогает им перемещаться в гнезде, уходить с порожних сотов на соты медовые. С того времени как стали пользоваться вощиной (в России ее начали внедрять при непосредственном и энергичном участии А. М. Бутлерова), пчелиное гнездо, качественно намного улучшившись, утратило эти проходы к меду, что в немалой мере затруднило зимовку, особенно при минимальном количестве корма над клубом. Зная об этом, ученый указал на необходимость иметь в улье пространство над рамками, которое при надобности вполне заменяет пчелам отверстия в сотах. Такое пространство как раз и образуется, когда гнездо накрывают деревянным потолком, а не холстиком. «Значит, никаких покровок не нужно» — к такому заключению приходит Бутлеров, разрешая, казалось бы, на первый взгляд не такой уж важный вопрос: холстик или потолок?

Пчелы обычно хорошо зимуют, если середина их гнезда не заполнена медом, то есть у них достаточно «пустого сухого места». Здесь они и размещаются на зиму, продвигаясь вверх по мере поедания меда и освобождения от него ячеек. На меду в холодное время пчелы нормально жить не могут.

В статье «Лето 1873 года и гнилец на моей пасеке» ученый привел любопытный и поучительный в этом отношении факт: «Прошлой осенью пчелы дали довольно много меда и пошли в зиму с значительными медовыми запасами. Зима, хотя и была вообще не сурова и холода продолжались недолго, но на избытке меда пчелам было холодно. Вот почему, вероятно, в простых колодных ульях у наших пчеляков-крестьян вообще произошла довольно значительная убыль. Семьи вымирали, а гнезда оставались полны медом».

Поэтому соблюдение и этого правила при составлении гнезда пчел на зиму он вполне справедливо считал обязательным.

С признанием необходимости вентиляции улья несколько изменился взгляд Бутлерова на объем зимнего гнезда. По его твердому убеждению, оно по отношению к силе семьи должно быть более просторным. Даже лишние порожние соты, поставленные по краям гнезда, «намного способствуют благополучной зимовке».

Итак, хорошую зимовку пчел определяет целый комплекс факторов, в равной степени важных и одинаково необходимых. Этот вывод лег в основу приемов подготовки пчел к зиме и их зимнего содержания. Был сделан новый значительный шаг в решении важнейшей проблемы теоретического и практического пчеловодства.

В последние годы жизни А. М. Бутлеров все больше и больше убеждался в целесообразности зимовки пчел на воле: «Вообще можно бы оставлять пчел зимовать на открытом воздухе гораздо чаще, чем это делается у нас». Он видел неоспоримые преимущества этого способа содержания пчел: нормальный по срокам облет — «как скоро позволит погода и пожелают пчелы» (его обычно пропускают пчелы, запертые в помещении); хорошие результаты — семьи «часто выходят из такой зимовки благополучнее, чем из омшаника», пчелы не страдают от излишнего тепла и духоты, которые «вредят им больше, чем холод», что почти неизбежно в помещении осенью и ранней весной, когда стоит нехолодная погода, или зимой во время оттепелей.

Зимовка на воле не нарушает естественных условий, к которым пчелы приспособились в процессе эволюции. Это, пожалуй, главное, за что ценил ее Бутлеров. Он к тому же не сбрасывал со счетов и экономическую сторону дела — не требовалась постройка дорогостоящих зимних помещений. В этом отношении он был вполне солидарен с Витвицким.

Многолетняя проверка зимовки пчел в ульях разных типов дала основание Александру Михайловичу сказать, что стояк — «все-таки тот улей, в котором пчелы наилучше зимуют в наших краях». Мысли выдающегося русского ученого о зимовке пчел не утратили теоретического и практического значения, что подтверждено практикой пчеловодов во всех климатических зонах страны.

С диалектических позиций, со свойственным ему историзмом мышления подходил Бутлеров к теоретическому и практическому наследию прошлого, хорошо знал его, пользовался им и развивал. Он, в частности, высоко ценил вклад П. И. Прокоповича в отечественное пчеловодство. Изобретателя первого в мире рамочного улья, основателя первой в России пчеловодной школы, страстного пропагандиста пчеловодства как важной и доходной отрасли сельского хозяйства он называл «великим пчеловодом своего времени», «заслуженным соотечественником», «знаменитым пчеловодом».

У нас есть свои породы. Велик вклад академика А. М. Бутлерова и в изучение пород пчел, обитающих в нашей стране, — область совершенно новую, до него в русской литературе никем не затронутую, хотя на Западе и в США давно уже изучали биологические и хозяйственные признаки различных пород пчел и пропагандировали лучшие. Особенно заинтересовался он породами во время путешествия по Кавказу летом 1877 года.

Александр Михайлович лечился тогда на Кавказских Минеральных Водах — в Железноводске, Пятигорске и Кисловодске, посетил Черноморское побережье Кавказа, Владикавказ, Тифлис. Путешествие заняло почти три месяца и произвело на него неизгладимое впечатление.

Глубоко интересуясь пчеловодством, он, естественно, не мог упустить случая более подробно ознакомиться с ним на Кавказе. Правда, о сапеточном пчеловодстве, распространенном у казаков и горцев, он знал из статей кавказских пчеловодов, публиковавшихся в «Трудах» Вольного экономического общества. Однако на месте увидел много нового и неожиданного. «...Настоящее же пчелиное Эльдорадо, — восторженно писал он, — это закавказское побережье Черного моря. Страна эта, по отношению к пчеловодству, местами почти могла бы, пожалуй, поспорить с Калифорнией».

Но больше всего его поразила сама обитавшая там пчела. На Кавказе, в районе Минеральных Вод и долинах Закавказья, Бутлеров увидел пчел желтых, почти таких же, как итальянки.

В конце прошлого века особой популярностью у пчеловодов мира пользовались итальянские пчелы. Их выписывали и разводили во многих странах Европы и Америки. Кое-кто имел их и в России. Итальянки считались тогда лучшей породой, своеобразным эталоном. Любое сходство с ними, особенно по окраске — желтизне, считалось высоким достоинством пчелы. Еще в ноябре 1871 года, выступая на заседании Вольного экономического общества с докладом «О мерах к распространению в России рационального пчеловодства», А. М. Бутлеров имел все основания заявить: «...мы не знаем, какие породы пчел существуют у нас, а что у нас есть различные породы пчел — это несомненно...» И далее: «... за ввозом к нам итальянок дело не станет, но, может быть, без итальянских пчел мы найдем хорошую породу». «Если всмотреться в дело ближе, разобрать вопрос несколько тоньше, — утверждал он, — то мы найдем и у себя несколько пород».

Основанием для такого смелого, для многих весьма неожиданного оптимистического предположения Бутлерову, несомненно, служило чрезвычайное разнообразие климата и растительности России, произрастающей на громаднейшей территории, и особенно контрасты юга и севера страны. Пчелы северных лесных районов, хорошо приспособленные к суровым климатическим условиям, вряд ли смогли бы с таким же успехом переносить зной и жару юга, а южные пчелы, изнеженные теплом, наоборот, — длительные холода Центральной России и Сибири. Именно природно-климатические факторы определяли особенности известных в ту пору образованным пчеловодам пород пчел — египетской, кипрской, итальянской, краинской, европейской темной, о которых охотно и много писали тогда зарубежные зоологи и пчеловоды.

Для отечественного пчеловодства вряд ли можно переоценить важность проблемы, поставленной академиком А. М. Бутлеровым. И ее надо было решать всем. Петербургскому сельскохозяйственному музею, где хранились небольшие коллекции по пчеловодству, Бутлеров настойчиво рекомендовал обратиться к пчеловодам различных мест России и попросить их присылать в музей образцы пчел, которые у них водились. Это сразу бы открыло возможность ознакомиться с пчелами, распространенными у нас в стране. Кстати, он сильно интересовался музеем, приобретал для него новейшие пчеловодные предметы. В частности, вскоре после изобретения Грушкой медогонки А. М. Бутлеров выписал эту машину для музея от самого изобретателя.

На местах многое могли сделать и сами пчеловоды, и зоологи, и натуралисты, и сельскохозяйственные общества, которых в это время было уже немало. С ними постепенно входило в контакт Вольное экономическое общество, систематически публиковавшее в своих «Трудах» статьи ученых и пчеловодов-практиков. А тут вот на Кавказе самому удалось открыть новую пчелу.

Кавказская пчела была совершенно не похожа на пчел темных лесных, широко распространенных в средней полосе России (их держал и Бутлеров у себя в Казанской губернии). Но она отличалась и от итальянских.

На пасеках зарубежных пчеловодов Александр Михайлович видел пчел кипрских, различных помесных. И все-таки кавказянка была иной. Заметны были особенности в окраске маток и трутней: матки — желтые, с черным кончиком брюшка, а на боках брюшка трутней крупные желтые пятна.

Но встречались пчелы, неоднородные по окраске, особенно в Закавказье. Окраска варьировала в немалых пределах, хотя у всех этих пчел стойко сохранялась желтизна, характерная для итальянок и почти для всех пчел Южной Европы, общее родство которых как желтой породы усматривал Бутлеров. Кстати, переходные формы наблюдались и у пчел итальянских, что указывало на влияние пчел другой расы. Ведь природа пчел такова, что почти невозможно провести пограничную черту, отделяющую одну породу от другой.

Александр Михайлович не мог не заметить своеобразия пчел, населяющих Кавказ, которое проявлялось и в окраске, и в поведении, и в размножении. Ученого буквально потрясло и привело в восторг миролюбие этих пчел, их «замечательная, необычайная незлобивость» даже в таких обстоятельствах, в которых другие пчелы обычно сильно раздражаются. Он видел, как пчеловоды, работая на пасеках, совершенно не применяли дыма. Они смело переворачивали сапетки вверх дном, чтобы посмотреть гнезда в любое время суток — и днем, и на закате солнца, когда северные пчелы бывают очень злы. Пчел сгоняли с сотов, разгребая руками, дули на них, а они не раздражались, словно у этих кротких южанок совсем не было жала.

Александр Михайлович и сам не раз испытывал «терпение» пчел. На одной пасеке, где сапетки стояли вплотную друг к другу, образуя четырехугольник, он вошел внутрь, наклонился к леткам, нарочно мешая пчелам, но ни одна из них и не «подумала» его ужалить.

Во время роения Бутлеров подходил к улью, пробираясь сквозь «пчелиное облако», махал фуражкой, стараясь озлобить пчел, с обнаженной головой стоял под деревом, с которого, как дождь, сыпались на него пчелы привившегося роя, стряхиваемые хозяином в роевню. Но ни одна его не ужалила.

Для пчеловода, даже знавшего миролюбивый характер итальянок, это казалось невероятным, непонятным и удивительным. Вполне естествен поэтому восторг Бутлерова, в своем отечестве нашедшего пчел, незлобливость которых феноменальна. «Нельзя отрицать огромного значения этого качества, — писал он, — и оно, я думаю, готовит нашей кавказской пчеле блестящую будущность».

Сообщение обо всем этом, которое сделал Бутлеров, возвратившись с Кавказа в Петербург, на одном из собраний Вольного экономического общества, буквально ошеломило присутствующих. Некоторые немецкие ученые и пчеловоды, прочитавшие потом это сообщение, считали, что автора ввели в заблуждение, и не поверили ему.

Удивила ученого и невероятная ройливость желтых кавказских пчел. Семьи закладывали сотни маточников, с роями выходило по 20—30 маток, часто роились рои. Такое обильное роение, как полагал Бутлеров, обусловливалось своеобразием климата и крайне малой вместимостью сапеток, однако проявлялись в этом и биологические особенности пчел.

Пчелу Кавказа Бутлеров смело отнес к особой породе и по месту ее обитания впервые назвал кавказской. «Нам оставалась неизвестной одна из самых замечательных сторон кавказского пчеловодства, — писал он, — кавказская порода пчел... Так как итальянок называют породой, то можно в этом же смысле говорить и о кавказской породе пчел» (выделено Бутлеровым. — И. Ш.).

Это название сохранилось, вошло в систематику и осталось в ней навсегда.

Открытие новой породы пчел было выдающимся событием в истории русского и мирового пчеловодства.

Отмеченные ученым важнейшие биологические признаки кавказской пчелы потом будут приняты наукой в качестве определяющих породу: местообитание, происхождение, поведение, экстерьер особей, переходные формы.

Сообщение Бутлерова вызвало очень большой интерес. Многие пчеловоды хотели испытать кавказских пчел в средней полосе России. Кстати, Александр Михайлович привез с собой с Кавказа восемь плодных маток и передал их московскому пчеловоду Борисовскому, чем положил начало изучению кавказских пчел в разных условиях климата и медосбора, принявшему в дальнейшем широкий размах. Несколько маток он отправил в Германию пчеловодам Фогелю и Гюнтеру, с которыми поддерживал дружеские связи.

Фогель, восторженно принявший подарок Бутлерова, писал ему: «Вольное экономическое общество уже одним своим решением — вывезти пчел с Кавказа — воздвигло бы себе прекрасный и почетный памятник в истории культуры вообще и в истории пчеловодства в особенности».

В июне 1879 года Александр Михайлович вторично поехал на Кавказ, чтобы глубже и детальнее ознакомиться с кавказскими пчелами и одновременно наладить снабжение русских и зарубежных пчеловодов кавказскими матками.

Он лишний раз убедился в том, что кавказянка и по поведению, и по внешнему виду своеобразна. Она мельче среднерусской темной пчелы, имеет более заостренный конец брюшка, у нее ярче, чем у итальянки, оттенены брюшные кольца, окраска белесоватее, поэтому она кажется пестрее и тоньше.

Из Владикавказа Бутлеров отправился в Сухуми, где провел целую неделю, изучая абхазских пчел. Здесь он многократно убеждался в том, что кавказские пчелы сильно варьируют по окраске. Закавказские, в частности, были заметно темнее северокавказских, нередко почти приближались к темной породе и не отличались, как желтые, таким миролюбием.

К сожалению, этому чрезвычайно интересному наблюдению, которое вплотную подвело его к серой горной пчеле, он не придал такого значения, какое оно заслуживало, приняв более темных и менее миролюбивых пчел за переходные формы желтой кавказской породы. Но оно, бесспорно, сыграло исключительно важную роль в дальнейшем изучении пчел Кавказа его учениками и последователями.

На собрании членов Вольного экономического общества академик А. М. Бутлеров, только что вернувшийся из поездки на Кавказ, предложил просить почтовое ведомство о разрешении пересылать живых пчел по почте. Эта мысль родилась не случайно. Кавказские пчелы, по мнению ученого, должны были заинтересовать пчеловодов России. Чтобы испытать этих пчел в других природно-климатических зонах, а потом и широко использовать, нужно было организовать свободную почтовую их пересылку, использовать быстрый, надежный и удобный способ транспортировки.

Кстати, почтовая пересылка пчел и маток уже давно и успешно практиковалась почти во всех странах Европы, особенно в Италии, во Франции, в Германии. Железные дороги принимали там пчел для транспортировки беспрепятственно на любые расстояния, в пути с ними обходились бережно и осторожно.

Почтовая пересылка пчел способствовала заметному оживлению и благоприятствовала развитию пчеловодства за рубежом.

Некоторый опыт перевозки пчел и маток на большие расстояния был и в России. Отдельным образованным русским пчеловодам, которые имели возможность бывать за границей, удавалось благополучно доставлять на родину пчел-итальянок, несмотря на длительность пути и необычность условий, в которых они оказывались.

В частности, Бутлеров не раз привозил маток в Петербург из заграничных поездок и даже получал их из Германии.

Из Петербурга в Казань он чаще всего отправлял маток поездом, а оттуда пароходом по Каме и на лошадях на свою пасеку, Он и с Кавказа захватил несколько маток и вез их при себе в обычном вагоне пассажирского поезда.

Небезынтересно отметить, что в России уже была налажена пересылка почтой самых различных пчеловодных принадлежностей, включая такие громоздкие, как рамочные ульи и медогонки. Мастерские, их изготовлявшие, могли свободно отправлять эти товары заказчикам во все уголки страны. Больше того, через Вольное экономическое общество, которое установило деловые связи с авторитетными зарубежными торговыми фирмами, можно было выписать из-за границы, хотя бы только для образца, все необходимое — ульи любых существовавших тогда систем, стальные ножи для распечатывания сотов, дымари разных конструкций, лицевые сетки, маточные клеточки и другие, как тогда говорили, пчеловодные снаряды.

В 1879 году почтовый департамент России отдал распоряжение о приемке и пересылке живых пчел по почте повсеместно, где имелись железные дороги или водные пути, наравне с любой другой корреспонденцией.

Почтовую пересылку пчел и маток — дело новое, необычное и тонкое, требовавшее больших организационных усилий, — возглавило Вольное экономическое общество.

В 1880 году в «Трудах» общества было опубликовано первое в истории пчеловодства России объявление о продаже и пересылке маток по почте, буквально всколыхнувшее пчеловодов.

Заказы на кавказских маток, по тому времени далеко не дешевых, сразу же начали поступать от пчеловодов России и даже из-за границы. Кавказские пчелы становились объектом пристального изучения пчеловодов мира.

Маток отправляли в небольших ящиках с сотами, пчелами и кормом. Такая упаковка, даже на первых порах, когда еще не было достаточного опыта в почтовой транспортировке пчел на дальние расстояния, давала вполне хорошие результаты. Вот, например, что сообщал Бутлеров о матках, которых он отправил из Владикавказа: «Из всех 24 маток, путешествовавших по почте, оказалась погибшей только одна — из числа посланных в Петербург. Что касается остальных, то германские пчеловоды заявили, что полученные ими матки были так свежи, как будто вовсе не выдержали дальнего пути; из отправленных же по России одна посылка пробыла в дороге около 2 недель и около 70 верст проехала в почтовой телеге, но обе матки тем не менее доехали в сохранности.

Ученый вряд ли мог предвидеть тогда размах, какой примет в нашей стране матковыводное и пересылочное дело. Но начало этому уже было положено. Академик А. М. Бутлеров возбудил интерес у пчеловодов и биологов к изучению пород медоносных пчел, обитающих не только в нашей стране.

Искусственное размножение пчел. Краеугольный камень рационального пчеловодства, как утверждал Бутлеров, — искусственное размножение пчел. Связано это не только с плановым увеличением числа семей, но и с улучшением их породности. «В руках толкового, разумного пчеловода, — писал он, — искусственное размножение делается могущественным орудием для улучшения породы, а следовательно, и результатов всего пчеловодного хозяйства. До сих пор на выбор породы обращали мало внимания, но он — дело крайней важности и заслуживает того, чтобы пчеловоды постоянно имели его в виду. Улучшение породы положительно и значительно возвышает доход с пасеки».

Хотя пчеловодам-колодникам и были известны так называемые насильные рои, Бутлеров впервые в России дал биологическое обоснование и предложил оригинальные способы формирования отводков, которыми успешно пользуются и современные пчеловоды.

Применение искусственного роения превращало пчеляка в пчеловода, давало ему возможность управлять пчелами и их инстинктами, особенно роевым, по своему усмотрению, исходя из хозяйственной целесообразности. Естественное роение Александр Михайлович признавал невыгодным, так как роевая семья собирает меда намного меньше той, у которой инстинкт роения не проявился или не достиг остроты. Ученый напоминал, что «цели, к которым стремится человек и природа, неодинаковы. Для природы цель — сохранение семьи, и для этого достаточно, если количество пчел в ней увеличилось за лето настолько, чтобы семья могла перезимовать и количества собранных запасов хватило для этого. Если семья сверх того успела еще за лето отпустить рой, то все задачи, поставленные ей природой, можно считать совершенно выполненными. Но не то хочет человек... Ему нужно получить возможно больше меда».

В частности, Бутлеров считал, что отводки — не хуже естественных роев и их выгоднее делать ранними, но в такое время, чтобы не обессилить материнские семьи. Тогда они за короткий срок вырастают в сильные семьи, запасаются кормом и при благоприятных условиях могут даже собрать излишки меда.

Искусственное размножение семей спасает пасеки, позволяет осенью, объединяя слабые, создавать семьи, способные хорошо переносить зиму.

В современном промышленном и любительском пчеловодстве очень широко пользуются отводками и как противороевым средством, и как способом дополнительного наращивания пчел к медосбору, и, наконец, как надежным способом племенного размножения.

А. М. Бутлеров одним из первых заговорил о научных основах племенного разведения пчел, сохранения пород в чистоте и их улучшения. «Выбирая постоянно для приплода лучшие семьи своей пасеки, — указывал он, — уже можно достигнуть хороших результатов в отношении улучшения породы, но еще лучше смешение своей хорошей породы с хорошей породой чужой пасеки, что составит освежение крови, если пчелы обеих пасек принадлежат к одной и той же (например, к черной) расе». Из породных свойств он особо ценил работоспособность пчел, от которой как раз зависит продуктивность. В свою очередь, это определяется плодовитостью матки. Немаловажным породным признаком он считал незлобивость пчел. Чем в большей степени обладают всеми этими качествами пчелы, тем желательнее от их маток получить молодых маток.

Большое значение Александр Михайлович придавал и отцовскому влиянию на качество потомства, указывал на своеобразие процесса передачи трутнями своих свойств, характерных для медоносных пчел. Следовательно, нужно и трутней для спаривания выводить от маток с хорошей наследственностью, семьи которых выделяются высокой продуктивностью.

В русском пчеловодстве А. М. Бутлеров положил начало направленному племенному разведению пчел. На своей пасеке, пожалуй, одним из первых он скрещивал пчел итальянских и кавказских с лесной среднерусской пчелой и получал для себя помесных пчел повышенной продуктивности.

Обосновал он и способ искусственного вывода маток, начавший входить в практику прогрессивных пчеловодов, указал, что качества маток зависят от трех важнейших факторов — возраста личинок, условий их питания и от качества матки-матери, от которой взят племенной материал. Они считаются решающими и в современном матководстве. Среди свищевых маток, по его наблюдению, бывает гораздо больше неудовлетворительных, чем среди роевых и полученных искусственно. Причиной считал слишком большой возраст личинок, из которых они выращивались.

На протяжении всей многовековой истории общения с пчелами человек интересовался их «царицей» — продолжательницей рода. Смелая, поистине фантастическая мысль о том, как искусственно вывести матку, давно занимала пчеловодов. Уже бортники умели спасать осиротевшие семьи, подкладывая им кусок сотов с расплодом от других семей. Прибегали и к другим мерам, в частности подрезали соты с молодой «деткой», на которой пчелы закладывали маточники. Но практикам было известно, что матки, выращенные в пчелиных ячейках, не бывают такими хорошими, как матки, выпложенные в маточниках — просторных и особых помещениях, специально для них построенных.

В истории мирового пчеловодства первым открыл способ искусственного вывода маток русский пчеловод Епифаний Саввич Гусев (1802—1873). Он тоже не был удовлетворен свищевыми матками. По его наблюдениям, матка, выведенная в маточнике из перестроенной пчелиной ячейки, недолговечна, ее семья развивается недостаточно интенсивно. Маточник этот тонок, и, как он считал, не сохраняет для маточной личинки необходимого тепла. От этого она и бывает неполноценной. По его расчетам, стенки маточника должны быть в шесть раз толще боковых стенок пчелиной ячейки. Это и натолкнуло его на мысль самому делать такие маточники и заставлять пчел выводить в них маток.

В 1860 году на Всероссийской выставке произведений сельского хозяйства и промышленности в Петербурге Е. С. Гусев экспонировал свой «снаряд» для вывода маток — оригинальное и остроумное изобретение. Прибор состоял из двух костяных палочек, концы которых были обработаны и закруглены так, что по форме и размерам точно соответствовали размерам естественного маточника. Размягченный в руках кусочек воска он насаживал на конец палочки-шаблона и вылеплял начаток искусственного маточника — мисочку высотой приблизительно в половину роевого маточника.

В такую восковую мисочку — основание будущего маточника — переносил яйцо из пчелиной ячейки. Для этого предназначена палочка, имевшая на конце металлическую просечку. Просечку опускал он в пчелиную ячейку и вырезал часть донышка со стоящим в нем яйцом. Яйцо переносил в мисочку. Для извлечения ее из просечки конструктор прокалывал иглой мисочку и через это отверстие воздухом засасывал в нее донышко с яйцом.

Начатки маточников с перенесенными в них яйцами он приклеивал воском к горизонтальной планке, укрепленной в гнездовой рамке, и отдавал семье, отобрав у нее матку. Уход за искусственными маточниками предоставлялся самим пчелам.

Весьма примечательно, что маток он выводил из яиц, а не из личинок и не удалял из гнезда открытого расплода, сохраняя естественные условия воспитания. Достоинства этого способа бесспорны. Вылупившаяся из яйца личинка сразу же начинала питаться маточным молочком, ее организм не подвергался никакой перестройке. Современные матководы выдают способ вывода маток из яиц за новинку, хотя он был известен в России более века назад. Е. С. Гусев изобрел его в 1857 году. За три года до Всероссийской выставки он его испытывал, совершенствовал, оценивал качество искусственно выведенных маток и только после основательной проверки и прекрасных результатов решил ознакомить с ним отечественных пчеловодов.

Способ вывода маток Гусева свидетельствовал о глубоком знании изобретателем жизни медоносных пчел, недюжинном уме, проницательности и смелости экспериментатора, его прогрессивных взглядах.

Епифаний Саввич был известным пчеловодом-рационалистом. Его большая пасека в Вятской губернии с ульями-стояками собственной конструкции считалась образцовой и посещалась местными крестьянами. Не отказывал он никому в добром совете, принимал участие в губернских и столичных выставках, распространяя разумные приемы.

Теперь открывалась возможность получать маток в любом количестве в самое благоприятное для этого время, заменять старых и плохих, организовывать отводки — искусственные рои, исправлять безматочные семьи, улучшать породу, производить маток для продажи.

Гусевский снаряд был удостоен на выставке высочайшей награды — золотой медали и серебряного кубка. Под таким названием он и вошел в историю пчеловодства.

Своим изобретением Е. С. Гусев более чем на три десятилетия опередил американского матковода Дулитля, которого обычно считают первым, применившим искусственный вывод маток.

А. М. Бутлеров, с которым Гусев был в близких отношениях, хорошо знал и ценил его изобретение, но на матководство смотрел уже глубже.

Проблема рамочного улья. Весьма ценные для практического пчеловодства мысли высказал А. М. Бутлеров об улье, во многом определяющем рациональную технологию. Разборный рамочный улей приходил на смену колоде, дуплянке, сапетке и другим примитивным искусственным жилищам пчел. В этот период становления рамочного пчеловодства в России конструкций ульев и их вариантов было множество. Почти каждый пчеловод изобретал свой улей или «улучшал» известные. В основном они делились на вертикальные и горизонтальные; изготовляли их из толстых или тонких досок, соломы, лыка, бечевки и других подручных материалов. Рамки имели самую разнообразную форму — квадратную, низкоширокую, узковысокую, даже сводчатую, дугообразную. Наиболее распространенные русские и зарубежные образцы Бутлеров испытывал на своей пасеке. Его интересовало, насколько удобны ульи для работы пчеловода и хорошо ли себя чувствуют в них пчелы в течение года. Нужно было определить лучшие конструкции и сказать об этом пчеловодам России.

При рациональном уходе за пчелами хороший улей способствует наиболее полному проявлению и использованию рабочей энергии пчел, заложенной в них природой.

Для Бутлерова, как и для Витвицкого, эталоном улья служило естественное жилище пчел — дупло — первейший улей, подаренный природой. Дупло в живом дереве позволяло пчелам жить на свежем воздухе, давало надежную защиту от плохой погоды, не сдерживало роста семьи, позволяло размещать большие запасы корма.

Форма улья, по утверждению Бутлерова, имеет очень большое значение для пчел, так как «с нею тесно связан ход жизни пчелиной семьи, ее размножение и т. п., а следовательно, и сбор меда, прямо условливаемый количеством рабочей пчелы в улье». В узком улье пчелы работают успешнее, чем в широком, и он больше соответствует работе матки, которая охотнее осваивает соты расплодного гнезда сверху вниз, чем в бока. В стояке пчелы лучше зимуют. Следовательно, вертикальный улей вполне отвечает биологическим запросам пчел. Это было принципиально важным выводом ученого. На своей пасеке большую часть семей Александр Михайлович содержал в ульях-стояках.

Но улей, кроме этого, — орудие труда пчеловода. При одной конструкции на уход за пчелами приходилось затрачивать больше времени, чем при другой. Линеечные ульи и те, где рамки вынимались кряду — с боковой стороны, требовали больших затрат труда. Но они сокращались в том случае, если любую рамку из гнезда можно было вынимать независимо от других. Такие ульи как раз потом и получили признание пчеловодов и утвердились в практике.

Ульи с отъемными доньями упрощали осмотр гнезда: «В улье, где видны нижние концы пластов во всю ширину свою, судить о состоянии семьи опять-таки, не трогая рамок, становится удобнее: пчеловоды знают, что по состоянию нижних концов заноса (сотов. — И. Ш.) и по количеству пчел на них всего скорее можно вывести определенное заключение». На самом деле, стоит только сзади приподнять улей, как станет видно, что делается в гнезде: сколько там пчел, каково качество сотов, готовится ли семья к роению или сохраняет работоспособность, надо ли расширять ей гнездо. Состояние семей, живущих в дуплянках и сапетках, почти безошибочно определяли как раз таким простым способом.

Ульи вертикальные имели донья отъемные, а лежаки — прибитые, глухие. Чтобы судить о семье в лежаке, следовало разобрать гнездо. Эта операция требовала больших затрат труда да к тому же надолго выводила пчел из рабочего состояния. Вывод, таким образом, напрашивался сам собой.

Однажды Александру Михайловичу задали вопрос: какой же все-таки улей самый лучший? Он со свойственным ему лаконизмом ответил: «Сподручный». После того как в мире узнали улей Лангстрота, Александр Михайлович сказал: «Лично мы не имели под руками американских ульев, но, судя по сподручности для всяких пчеловодных операций и по распространению этой системы в Америке и Англии, они, конечно, заслуживают внимания».

На заседании Пчеловодной комиссии 21 марта 1886 года было принято весьма важное постановление об улье. В нем, в частности, указывалось, что для рационального пчеловодства лучшим признается улей разборный, с отъемным дном, двумя летками, большим подрамочным пространством, рамками с боковыми разделителями. Этим решением, бесспорно, отразившим взгляд Бутлерова и других известных авторитетов на проблему улья, и должны были руководствоваться пчеловоды России.

Одновременно Александр Михайлович настоятельно рекомендовал пользоваться вощиной, у которой, как и у всего нового, было в это время немало противников. Рамочные ульи и технология рационального пчеловодства, указывал Бутлеров, требовали большого количества готовых и хороших сотов — капитала пасек. Без них рамочный улей не будет отличаться от колоды. Создать такой сотовый запас в короткий срок можно лишь с помощью вощины. В ней находилась уже почти половина материала, необходимого пчелам для строительства сотов. Это ускоряло процесс. Рамочное пчеловодство без использования вощины невозможно. Об этом убедительно свидетельствовала и зарубежная практика, особенно американская. Высокие медосборы, получаемые там, во многом определялись большим количеством сотов, которым располагали пчеловоды-промышленники.

Внедрение вощины, как и все техническое и технологическое перевооружение пчеловодства России, началось с Бутлерова, под его влиянием и руководством, при непосредственном участии.

Нашлись средства и против гнильца. Летом 1870 года на своей пасеке Александр Михайлович обратил внимание на одну семью, значительно ослабевшую и никак не поправлявшуюся, хотя в природе сложились для пчел вполне благоприятные условия. Он решил, что плоха матка, и заменил ее молодой, семью подсилил пчелами, но вскоре она ослабла снова. Когда внимательно осмотрел расплод, обнаружил наконец сгнивших личинок. Это был гнилец — одно из самых страшных и опасных заболеваний, от которого вымирали пасеки. Не раз видел ученый, как у соседних крестьян вдруг начинали переводиться пчелы. В неразборных ульях трудно было осматривать семьи, чтобы отыскать причины этому. Пчеловоды слышали о гнильце и боялись его, но не знали, какой он, как его заметить и что с ним делать. А гнилец подтачивал и губил пасеки. У самого Бутлерова вспышка гнильца поразила половину семей. Их надо было спасать.

Он поднял всю мировую литературу, читал заметки П. И. Прокоповича, одним из первых сообщавшего об этой «заразительной язве», и пришел к выводу, что сведения о гнильце крайне противоречивы, причина возникновения и природа его не выяснены и весьма спорны, поэтому нет и достаточно надежных средств воздействия на возбудителя болезни.

В январе 1873 года в «Трудах» Вольного экономического общества публикуется его обстоятельная статья «О болезни пчел — гнильце». В ней не только дана история вопроса, но и подробно с точки зрения рядового пчеловода описаны видимые признаки болезни, подмечены такие тонкости, о которых никто не говорил ни до него, ни после. Автор проследил ее течение, указал на заразность гнильца, подтвердив мысль Прокоповича о том, что если уж эта болезнь появилась, то она переходит из улья в улей, с пасеки на пасеку.

Ученый особо остановился на предупреждении болезни, чему обычно не придавали значения, и на лечении пчел. Из профилактических мер главное — устранение причин, неблагоприятно влияющих на расплод, а это возможно лишь в разборных рамочных ульях, которые позволяли осматривать любой сот, и при соблюдении рациональной технологии. Из лечебных средств советовал фенол, разведенный в спирте и воде, и салициловую кислоту в жидком и газообразном состоянии.

Этими средствами, впервые в России предложенными Бутлеровым, гнилец все-таки можно было победить. Во всех случаях считалось необходимым переселение семьи в чистый улей с обязательным двухдневным голоданием пчел, как советовал Прокопович. Ныне ведут борьбу с гнильцом более эффективными средствами, с использованием антибиотиков.

Статья Бутлерова о гнильце очень помогла пчеловодам. Теперь они узнали, что с гнильцом можно и нужно бороться, сам собой он не прекратится.

В заграничных заметках, которые систематически публиковали «Труды» общества, А. М. Бутлеров старался поместить побольше статей о гнильце, сообщить о нем новейшие зарубежные данные. Все это — конкретный вклад ученого в оздоровление и сохранение пасек.

Нет такой стороны деятельности, какой бы ни коснулся академик А. М. Бутлеров — великий химик и не менее великий пчеловод. Веками каждый своей дорогой шли русские пчеловоды, а в Бутлерове, будто в фокусе, сошлись их пути, и от него пошла уже широкая магистраль, на которую встало пчеловодство России.

Всеми средствами — периодической печатью, общедоступными книгами, публичными выступлениями, выставками — А. М. Бутлеров вел сражение с отсталостью, за коренную перестройку технологии, за пчеловодство на научной основе. Это время вошло в историю пчеловодства как мощное наступление на старое.

Своими идеями и деятельностью академик Александр Михайлович Бутлеров всколыхнул пчеловодов России, изменил у них образ мысли. Никто не сомневался в справедливости его принципов и целей. Было теперь на кого опереться, у кого брать советы, от кого ждать защиты. Он придал русскому пчеловодству динамизм, указал новое направление, возбудил интерес к глубокому его познанию. Выдвинутая им широкомасштабная программа, включавшая буквально все стороны пчеловодства, привлекла многих талантливых, творчески одаренных людей — зоологов, естествоиспытателей, химиков, изобретателей, пчеловодов, готовых сделать все, чтобы вывести пчеловодство из кризисного состояния. Начались исследования в самых важных областях — биологии медоносных пчел, технологии ухода за ними, химии меда и воска, создавалась новая техническая основа отрасли.

При Бутлерове и под его вдохновляющим воздействием начали свою деятельность крупнейшие ученые-пчеловоды — академики И. А. Каблуков, Н. В. Насонов, Н. М. Кулагин, профессор Г. А. Кожевников, своими выдающимися трудами принесшие нашему пчеловодству мировую славу. История пчеловодства творилась их умом, талантом, целеустремленностью и практическими делами. "Концентрация выдающихся ученых — уникальное явление в отечественном пчеловодстве.